Плотники смекнули куда ветер дует… Ну закончили работу – Ульян придрался ещё к чему-то и всех денег не заплатил.
Ой ругались… да без толку всё. Плюнули работники, собрали свой струмент и ушли.
Ульян посмеивался: вот как ловко я работников провёл, а дом-то загляденье. Добротный, просторный, тёплый…
Мать замолчала, поправила что-то в работе.
– А потом что было, мам? – не выдержал Лёшенька.
– Что потом? Да недолго он радовался-то…
Стала жаловаться жена его, Ефросинья, что балует кто-то в дому. Новёхонькую рубаху постирала, сушить повесила – а рубаха вся в клочья изорвана. Чугунок щей кто-то прямо в печи опрокинул. Встала утром однажды, а все волосы всклокочены, запутаны, как мочало…
Она Ульяну жаловаться, а тот на всё отговорки находит.
– Ты сама, Фроська, рубаху порвала… или кошка-зараза когтищами исполосовала. Чугунок криво поставила…
– А волосы?!
– Заплетать на ночь надо-тка, чтобы не лохматились.
Ещё много чего Ефросинья рассказывала: деньги пропадали, посуда билась. Сядет ткать за кросна, полотно – загляденье, а за ночь кто-то всё испортит, испоганит, нитки порвёт…
А однажды обедать сели, достаёт Ульян вилки и ложки из шкафчика, а они узлом все завязаны…
– Как это, мам? – расширила глаза Полина.
– Ну как… как на верёвке узлы, так же и ложки завязаны.
Тут уж и Ульян понял, что не кошка это сделала.
Это, говорит, домовой шалит. Надо его задобрить, уважить: молочка в миску поставить, хлебца положить.
Ефросинья всё так и сделала, да только не помогло. Кофту её праздничную снова кто-то изорвал. А однажды не спалось ей ночью, всё ворочалась… И услышала, как бегает кто-то по дому и хихикает. Испугалась страсть… Толкает в бок мужа, а тот знай себе похрапывает.
– И что же она сделала? – подал голос Яшка.
– К ведьмаку пошла…
Его деревенские обходили десятой дорогой – боялись, ну а Ефросинье деваться некуда, пошла…
Тот выслушал, поколдовал что-то и сказал, что кикимора у них в дому завелась.
– Ах, батюшки, – испугалась Фроська, – да откуда же она взялась?
– Обидели, может, кого? – хмыкнул ведьмак.
Ефросинья задумалась. Был её Ульян жаден да завистлив. Мягко стелил, да жёстко спать. В лавке обвешивал и обсчитывал всех подряд. Хоть копейку урвёт, а всё на душе приятственно.
Так что из обиженных очередь можно было от деревни до самого Питера выстроить… Как же из них того найти, кто кикимору натравил?