Взмах трости. Из появившегося облака материализуется фигура. Это детина в лакейской ливрее. Пригнувшись, он размахивает руками, в такт мелодии, которую сам мычит, иногда вставляя французские слова.
При этом заметно, что он сильно пьян и находится в полном восторге от себя. Увидев незнакомцев, он оторопело останавливается и перестает издавать звуки. Выпрямляется и удивленно озирается.
Поэт направляет на появившийся персонаж трость и приказывает:
– Доложи, бражник, чей будешь и что натворил.
– Да здешнего барина, – кивок на дворец. – Дворовый человек. Приказчик за добром хозяйским смотреть оставил, когда Москву французам отдали. Может, вовсе ничего и не натворил.
– Так ты, значит, пока дядюшки нет, здесь с французами пьянствуешь?
– А пусть и с французами. Если я здесь оставлен, значит, должен принимать гостей. Со всем уважением. Если умная нация побеждает глупую, той положено победителям всячески угождать. Да, открыл для них хозяйскую тайную комнату, которую сам с приказчиком и замуровывал. Пусть видят, какой я есть замечательный человек. И другим расскажут. Только там не богатства оказались, а бумага старая. Для дорогих вещей у приказчика подвод хватило.
– Понятно. Получается, после твоего «хлебосольства» дом не мог не сгореть. Так?
– А пусть и так. Я здесь за хозяина. Чего ты, барин, об том старье? Кому оно нужно? Может, у тебя денег не хватает на новую книжку с картинками?
Поэт сделал шаг к разгулявшемуся лакею. Упер трость ему в живот и сказал сладким голосом:
– Вывести бы тебя из города да бросить на большой дороге в слезах и истерике. К твоим собутыльникам. Да счастье твое, некогда. Пляши, бражник, и исчезни.
Взмах трости. Персонаж исчезает.
– И вы, господин хороший, будете меня уверять, что перед нами была личность?
– Личности не осталось. Раб своей слабости. Но, замечу, ваша трость – просто чудо. И какие у нее еще возможности?
– Они ограничены только вдохновением и талантом ее владельца. Смотрите.
Возник туман. Такой густой, что стало не видно своей руки, поднесенной к лицу.