Морозные узоры. Стихотворения и письма - страница 54

Шрифт
Интервал


Май плывет торжественно,
А покойник говорит:
Это так естественно.
На плечо прильнув твое,
Жажду вылить душу я,
А покойник всё свое:
Что за малодушие.
Мир, волнуйся! Жизнь, лети!
А от рукомойника
Никуда мне не уйти.
Я – двойник покойника.

1917

Новый Год

Двенадцать. Хлопнула бутылка,
Младенец-год глядит в окно,
В бокале зашипело пылко
Мое морозное вино.
Мне чужды новые желанья,
Но буду ли тужить о том,
Когда цветут воспоминанья
О прошлом счастии моем?
Вот снова я студент московский,
И ты со мной, и снова вскачь
Везет на Дмитровку с Покровской
Нас тот же старенький лихач.
Ты, вся забросана метелью,
Ко мне склонилась на плечо.
Под николаевской шинелью
Как бьется сердце горячо!
Вот Благородное Собранье.
Сиянье люстр, улыбок хмель.
Еще минута ожиданья —
И прожурчала ритурнель.
Кладу на подоконник шпагу.
По залу шорох пролетел.
И вот, будя в груди отвагу,
На хорах мерно вальс запел.

1910

Паллада

Графине П. О. Берг

С кудряво-золотистой головы
Сняв гордый шлем, увенчанный горгоной,
Ты мчишь свой челн в залив темно-зеленый,
Минуя риф и заросли травы.
Ждет Сафо на скале. Сплелись в объятьях вы,
И тает грудь твоя, как воск топленый,
И вот к тебе несет прибоя вздох соленый
Остерегающий призыв совы.
Прости, Лесбос, прости! О, Сафо, не зови!
Не веря счастию, не верю я любви:
Под розами смеется череп, тлея.
И легконогая, взлетая вновь на челн,
Обратно мчишься ты по лону вечных волн,
Тоску бессмертную в груди лелея.

1913

Екатерина Великая

В. А. Юнгеру

Не в пышном блеске вечной славы,
Не в тайнах мудрой тишины
Я вижу облик величавый
Великолепный жены.
Не голубая ясность взоров,
Не гром победы, не Суворов,
Не оды, не Мурза-поэт,
Не царскосельские аллеи,
Не эрмитажные затеи
Чаруют сердце мне – о, нет!
Нет. Но мечта моя следила
С живым волнением в крови,
Когда ты женщиной сходила
Из царства славы в мир любви.
Вот стих раскат трубы орлиной.
Пред нежною Екатериной
Полудитя-кавалергард
Влюбленные склоняет взоры.
Струится шелк, лепечут шпоры,
В окне дрожит вечерний Март.

1917

Вольтер на табакерке

В. А. Подгорному

Я Аруэ. Мой псевдоним Вольтер.
В глазах Людовика я дерзостный безумец,
А в Сан-Суси я был поэт и камергер,
Но возлюбил меня российский вольнодумец
И с табакеркою не мог расстаться он.
С тех пор я позабыл Версаль и Трианон,
И грубость Фридриха и лесть Екатерины.
В тамбовской вотчине, где псарня и перины,
Перед закускою лежал я у стола.