туда я поеду и сейчас, но всё же с помощью электрички, чтоб не отсутствовать долго и не волновать бабушку – велосипедный путь по шоссе через Хотьково слишком долог, и всё равно придётся садиться на электричку в Калистово. так что лучше уж сразу, не делая крюка, и до станции здесь близко. одно неудобно: с велосипедом подниматься по лестнице от Вори – как раз к дому Гассе, первому с этой стороны.
когда ты мал и только учишься говорить, когда вокруг много неназванного и незнакомого – вот этот как раз абрамцевский лес, – то больше в мире ещё не тебя, а всего прочего. ты, неотделившийся, и есть пока это прочее – изобилие лесных запахов, власть хвой и солнечных бликов на ступенях земляной лестницы… это всё пока – за тебя говорит, а ты лишь начинаешь выделять себя из пренатального хаоса молекул. они все – и иголки ёлки под ногами, и листья в залитой солнцем вышине, – малышу более родственны, нежели взрослым: им обратный путь в слияние с общемолекулярным миром уже долог.
сейчас я, побрякивая велосипедом, панибратски пытаюсь, как тогда, слиться с лесом, прошусь в его запахи прежним малюткой – чтобы они баловали-изобиловали… чтобы напиться у детских истоков заветными и первичными запахами-эталонами. но теперь – стало больше меня, моих запахов ездока и издаваемых моим велосипедом звуков и запахов, да и мыслей моих, всё внешнее проскакивает быстрее, чем хочется. время ускорилось, а тогда не спешило – его было очень много впереди и счёт дней был непривычен…
природа не в силах перебить опыта имыслительной инерции. и если лес похож на прежний, хотя поколения деревьев прибавились, то дорожка угольная – изменилась, уменьшилась, заросла, стала застенчивее. а сказочным фонарям, провожавшим до самого музея, посшибали головы, либо давно разбили стёкла. я иду как раз противоположно тому направлению, которым вообще открывал для себя мир здесь, на первой в памяти даче. я возвращаюсь.
справа виден неукрытый от прохожих взглядов склон за невысоким неустойчивым деревянным забором – как раз та часть участка Гассе, что казалась из окна нашей комнатки лесной бесконечностью. мир тогда был для меня односторонним, я не умел децентрироваться и сопоставлять планы одной и той же местности. кажется, я почтительно кланяюсь, снижаясь до своего же прежнего роста, перед всеми деревьями и даже встречными – боюсь видеть в людях оценку-отражение себя нынешнего. нет: тут идёт эксперимент по самоуменьшению, чтобы пройтись до колыбели детства мальцом…