Она недоуменно смотрела ему в глаза, и он ломанулся в ее растерянность, как в открытую дверь. У Эгле перехватило дух: казалось, он ворвался в ее сознание и шарит там руками в грубых перчатках, проверяя на подлинность чувства, перебирая мысли. Инквизиторская манипуляция, самая гадкая, ее применяют разве что при постановке на учет…
Она отшатнулась, чуть не опрокинув стол. Зашатались бокалы. Он отвел глаза:
– Извини. Мне показалось, ты у них на крючке, в смысле, у ведьм. Готова к инициации. Я ошибся.
– Инквизитор, – сказала она, стараясь не заплакать от обиды, разочарования, унижения.
– Все ведьмы-убийцы были людьми, – сказал он шепотом. – А потом им что-то понадобилось. Деньги. Любовь. Власть. Статуэтка. А я здесь затем, чтобы вы не инициировались. Никогда.
Эгле встала. Ослепнув от слез, не могла понять, в какой стороне дверь.
– Послушай, – сказал он умоляюще. – Я последний человек, который желал бы тебе зла. Я видел, как тебя убивали. Ну прости ты мои профессиональные повадки, я не хотел тебя обидеть…
– А со своей матерью, ведьмой, ты тоже так поступаешь?!
Она успела увидеть, как расширяются его зрачки. Она его достала. Она уязвила, она попала в цель, она отомстила.
Шагая к двери, Эгле почти не плакала.
* * *
– …Заново рожденная мать!
– Ко мне, дети. Ко мне.
Колоссальный смерч вырастал среди мертвых городов, на развалинах, где полыхали бензиновые костры. Вихрь подхватывал языки пламени, волочил по спирали, нес по кругу все, до чего мог дотянуться – покореженные автомобили, тележки для покупок, промышленные холодильники, обломки асфальта. Смерч подхватил и закружил табун белых лошадей – живых карусельных лошадок. Их гривы развевались в темноте.
Ивга сидела на вершине черного конуса, не касаясь спинки резного кресла. Она была смерчем. Она была – свобода и вечное движение. Она подняла и развеяла ветром весь этот мир; среди обломков летали, кувыркаясь и хохоча, ее дети. Их неудержимо влекло к ней, тянуло к центру, к черному столбу; они двигались, как лошади на краю воронки – по спирали, завороженные, приближаясь к обретению смысла, к самому ценному в мире, к единственному, что имеет ценность, – к матери…
– Дети, ко мне!
Сон оборвался. Ивга разлепила веки; она уснула на заднем сиденье. Машина стояла у ворот уже – Ивга посмотрела на часы – уже пятнадцать минут. Водитель терпеливо ждал.