Мои слова хоть и вызвали у Михаила Федоровича улыбку, но, и на этот раз не сбили его наступательный порыв, ведь уже через секунду, стерев улыбку с лица, профессор спросил:
–Значит, вам уже лучше?
–Да, -машинально, подтвердил я слова моего собеседника, и, тут же добавил. -Намного лучше.
–Замечательно. Тогда мы можем продолжить.
–Что продолжить?
–Наш разговор конечно. На чем мы остановились?
–Не помню, -буркнул я, немного помолчав.
Мне совсем не хочется вспоминать тот разговор, потому что он непременно вернет меня в кафе. Я не хочу этого, не хочу даже мысленно возвращаться в то заведение. Мне кажется, его стены снова начнут давить на меня, даже оставив их далеко позади, я все еще чувствую свою беспомощность перед ними, они все еще…
–Мы говорили о вас, Роман Сергеевич -монотонный голос моего собеседника прервал мои размышления. –И, о том, где мы с вами познакомились. Это вы помните?
–Да, -я неуверенно кивнул, хотя прекрасно помню наш разговор.
–А, что еще вы помните? -спросил Михаил Федорович, и, посмотрел на меня.
Точно так же как и тогда, сидя за столом, ни на мгновенье, не отрывая от меня своих глаз, профессор ловит каждую мою эмоцию, каждую мысль. У меня складывается впечатление, что старик прекрасно знает, что я помню все произошедшее в кафе, но, почему-то хочет, что бы именно я произнес те слова вслух.
–Если вы о том, что я якобы умер сегодня утром, то да, это я тоже помню, -ответил я.
Ирония в моем голосе вновь вызвала у профессора лишь улыбку. Он еле заметно кивнул, словно одобрил мои слова, и посмотрел вперед.
–Замечательно, -произнес Михаил Федорович, и в этот момент улыбка в очередной раз незаметно исчезла с его лица.
Следующие несколько метров мы прошли в полной тишине. Вокруг нас все еще никого нет. Ни единой души. Я стараюсь об этом не думать, потому как первое, что приходит на ум это слова профессора, сказанные в кафе. Не хочу думать, что я начал в них верить, но, вероятно, в некоторых из них все же есть доля правда, особенно в словах касающихся больницы…
Сейчас мне сложно судить, где мой собеседник врет, а где говорит правду, поэтому каждая разумная мысль, способная хоть как-нибудь объяснить пустую улицу, моментально становится спасительной нитью, за которую я без промедления стараюсь ухватиться.
Так, почему никого нет? Перекрытая улица? Чья-то глупая шутка? Нет, все это не то.