Я не мог не сознавать, какими страшными, нечеловеческими делами мы занимались. Но только что окончилась война – тоже нечеловеческое дело. Я не был солдатом в той войне – но чувствовал себя солдатом этой, научно-технической. (Курчатов иногда говорил: мы солдаты – и это была не только фраза.) Со временем мы узнали или сами додумались до таких понятий, как стратегическое равновесие, взаимное термоядерное устрашение и т. п. Я и сейчас думаю, что в этих глобальных идеях действительно содержится некоторое (быть может, и не вполне удовлетворительное) интеллектуальное оправдание создания термоядерного оружия и нашего персонального участия в этом… Это действительно была психология войны.[39]
Или дважды Герой соцтруда академик Н. А. Доллежаль, когда делился воспоминаниями о своих сомнениях при начале работы в команде Курчатова:
«…репрессии и свойства нашей власти я не забывал. Сколько меня ни уговаривали, в их коммунистическую партию я не вступил. Что касается бомбы, Курчатов не сказал мне, зачем нужен реактор. Но я сам быстро догадался. И взяли сомнения. Мы осуждали американцев за атомные бомбардировки Японии. Получается, им нельзя, потому что они плохие, а нам будет можно, потому что мы – хорошие? Относительно того, что наши вожди способны на бесчеловечные истребительные акции, я не заблуждался».[40]
Ему вторит и А. И. Солженицын устами дяди Авенира, одного из персонажей романа «В круге первом»:
«…тут про атомную бомбу почему-то всплыло, и он вернулся, шептал яро:
– Ни за что сами не сделают!
– Могут и сделать, – чмокал Иннокентий. – Я даже слышал, что на днях будет испытание первой бомбы.
– Брехня! – уверенно говорил дядя. – Объявят, а – кто проверит?.. Такой промышленности у них нет, двадцать лет делать надо.
Уходил и ещё возвращался:
– Но если сделают – пропали мы, Инок. Никогда нам свободы не видать».[41]
Если поверить в искренность всех этих высказываний, тогда прав поэт, утверждающий, что историческим телом может обладать и химерическая сущность:
Генерал! Пусть меня отдадут под суд!
Я вас хочу ознакомить с делом:
Сумма страданий даёт абсурд;
[42]Пусть же абсурд обладает телом!
[43]А тело абсурда складывается из обломков костей парадоксов.[44] Вот один из них, возникший из высказывания солженицынского дяди Авенира о том, что Советскому Союзу «двадцать лет делать надо» промышленность для того, чтобы догнать американцев в области атомных технологий.