Он замолчал, вспоминая, не забыл ли чего, и тяжело, словно взваливал на себя неподъемный груз, вздохнул:
– Пока вроде бы все. Ну, а дальше…
– Насколько я понял, ты сейчас возвращаешься в Пятигорье?
– Само собой. Во-первых, надо закруглить кое-какие дела с промысловиками, во-вторых… Короче, сам знаешь, что Полуэктов сейчас в больнице, а Ходус вылетел в Москву и пробудет там неизвестно сколько.
– Пушной аукцион?
– Хуже. Очередное толковище относительно поставок нашей пушнины. Сам понимаешь, пока он не вернется, мне придется тащить все хозяйство на себе.
Обвисшие и словно уставшие от майской жары, навалившейся на дальневосточную тайгу, вертолетные лопасти вздрогнули, распрямляясь, набирая скорость, сделали оборот, другой… Огромная, дребезжащая стрекоза качнулась на мощных шасси и, взбивая лопастями пыль, оторвалась от взлетной площадки, взяв курс в верховья Боровой.
Грязнов потрепал по вздыбившейся холке Агдама и со злостью сплюнул на прибитую пылью траву, провожая глазами вертолет.
– Тихо, Агдам, тихо! – успокоил он заскулившего кобелька, который лучше кого бы то ни было чувствовал малейшее изменение в настроении своего хозяина, и медленно побрел в сторону березового подроста, за которым просматривались потемневшие от времени, рубленные из вековых лиственниц и сосен избы Пятигорья.
Настроение у Грязнова действительно было сверхпаскудное. И теперь он материл себя последними словами, что не был готов к приему «гостей», мать их в хвост и в гриву! А ведь мог бы и заранее сориентироваться…
Он уже знал, что если к утру начинает ныть простреленная в далекой оперативной юности нога и тревожная боль острыми коготками вгрызается в задетую пулей кость, значит, жди днем или обложного промозглого дождя, или какой-нибудь иной пакости. Причем эта старая и, казалось бы, давно забытая рана вдруг напомнила о себе именно здесь, в Пятигорье, и он порой даже удивлялся этому. У других бедолаг переломанные или простреленные кости напоминали о себе лишь к перемене погоды, а его нога вдруг обрела свойства не только барометра, но и какого-то психологического индикатора, который практически не давал сбоев. И если к утру начинала тревожить старая рана, то жди, товарищ Грязнов, неприятностей. Вот как сегодня…
Проснувшись от назойливого звона осатаневших комаров, которые к утру даже сквозь оконную сетку ухищрялись набиваться в избу, он поднялся с постели и вышел на крыльцо, где к нему тут же бросился Агдам. Потрепал его по загривку и полной грудью вдохнул настоянный за ночь, пьянящий хвойный воздух.