У Сама не было детей. Томимый
Тоскою, жаждал он жены любимой.
Красавица жила в его дворце:
Как мускус – кудри, розы на лице!
Стал сына ждать: пришло подруги время,—
Уже с трудом несла под сердцем бремя.
И вот родился мальчик в точный срок,
Как будто землю озарил восток.
Он солнцу был подобен красотою,
Но голова его была седою.
Семь дней отцу боялись все сказать,
Что родила такого сына мать.
Кормилица, отважная, как львица,
Не побоялась к витязю явиться,
Известье о младенце принесла,
И потекла из уст ее хвала:
«Да будет счастлив Сам, страны опора,
Да недруги его погибнут скоро!
К жене, за полог, богатырь, войди,
Увидишь сына у ее груди.
Лицом прекрасен, полон благодати,
Уродства никакого у дитяти,
Один порок: седая голова.
Твоя, о славный, участь такова!»
С престола Сам сошел. Был путь недолог
К супруге молодой зашел за полог.
Увидел седоглавое дитя
И помрачнел, страданье обретя.
Чело подняв, явил свою тревогу,
За помощью он обратился к богу:
«О ты, пред кем ничто – и зло, и ложь,
Один лишь ты отраду нам даешь!
Быть может, я пошел путем обмана?
Быть может, принял веру Ахримана?
Тогда, быть может, втайне ото всех,
Всевышний мне простит мой тяжкий грех
Ужалена душа змеею черной,
И кровь моя кипит в мой день позорный:
Когда меня о сыне спросит знать,
Что об уродце витязям сказать?
Что мне сказать? Родился див нечистый?
Отродье пери? Леопард пятнистый?
Покину я Иран из-за стыда,
Отчизну позабуду я тогда!»
Подальше унести велел он сына:
Да будет для него жильем – чужбина,
Отныне пусть уродец тот живет
Там, где Симург взмывает в небосвод.
Оставили дитя в глухой теснине,
Ушли назад, и Сам забыл о сыне.