– Я вызываю полицию… – непонятно зачем объявил он.
Вдруг Кларисса встала; ее взгляд неотрывно блуждал по нему.
Рут же разогнулась и со всего маха дала ему по лицу ногой в тяжелом ботинке. Данила живо опрокинулся на спину и слегка выпал из реальности. Как в тумане над ним возникли два лица: сначала длинноволосой силачки, а затем этой бабки-экстрасенса.
– Ну что за грязная работа… ни точности, ни аккуратности, – пробрюзжала Кларисса.
– Ты сама меня попросила.
– Не мешок же с картошкой…
– Что ты так пялишься на него? Увидала что?
– Да… Выруби его, планы поменялись.
Что эти сумасшедшие делают вообще? Данила пытался запротестовать, но Рут с силой приложила его голову к полу, и он отключился.
* * *
Сознание возвращалось с трудом. Это походило на рывки в каком-то киселе. Но они вели к свету, который постепенно ширился и вскоре больновато обжег глаза. Ощущения были ужасные: голова ныла, а тело почему-то не слушалось. Во все стороны поползли блики, но так и не сфокусировались. Пока он видел мутные пятна и слышал приглушенные голоса, оставляющие долгое эхо в его голове.
– И сколько таких засранцев тут ходит, я не знаю…
– Да брось, эта ваша Мила – тоже не дура, раз запрыгнула на него.
– Поговори еще. Она мне как дочь.
– И поговорю. Кларисса, ты не умеешь работать с людьми. Сообщаешь людям все гадости, которые видишь. И еще те, которые просто приходят в твою крашеную голову.
– Я говорю правду. Кому нужен сироп в уши, пусть идет к шарлатанам. Они тебя всего вылижут…
– Ты демотивируешь и унижаешь людей! Какого черта ты сказала ему про его бесполезную жизнь? Почему льешь помои на всех, кого видишь?
– Хватит со мной пререкаться… Кажется, наше солнышко очнулось.
Данила издал мучительный стон. Он увидел, что по-прежнему дома у гадалки. Над ним, как телебашня, возвышалась эта Рут, а на табурете в позе нога на ногу восседала Кларисса и, как всегда, курила. Сам он, связанный, валялся у стены.
– Что вам нужно от меня?… – промычал он.
Кларисса встала и перебралась к нему. Ее загадочные разноцветные глаза снова оказались вблизи. Мгновение его изучали, затем раздался тонкий смешок.
– Он и сам-то не очень понимает, что у него есть…
– Простите меня за Милу, – застонал он. – Прошу вас, только отпустите. Обещаю, что и пальцем ее не трону. Мне плевать на вашу порчу. Я все вам прощаю. Только отпустите меня.