– Уберите истеричку отсюда! – жёстко скомандовал он и, больше не обращая на них внимания, вернулся на своё место.
– Что вы говорите! – возмутилась Вера. – Ей плохо, вы что, не видите! У неё муж погиб!
Она встретилась с сочувственным взглядом рыжего лейтенанта, умоляюще обратилась к нему:
– Откройте окно! Пожалуйста! Ей воздуха надо! Скорее!
Лейтенант метнулся к окну, рывком распахнул его. Внезапный сильный порыв ветра с улицы взмыл вверх ворох бумаг с его стола.
Они плавно оседали, падали на пол рядом с Верой. Она вдруг в ужасе осознала, что все эти бумаги – похоронки.
Глаза её судорожно выхватывали на листах бумаги отдельные фамилии, строчки:
…Иванов…
…Николаенко…
…Лившиц…
…Погиб смертью храбрых…
…Пропал без вести…
…Сорокин…
…Рабинович…
…Волков…
…При исполнении священного долга…
…Ваш муж…
…Ваш сын…
…Ваш отец…
…Ваш брат…
Окончательно пришедшая в себя Надя, приподнявшись, подняла лежавшую рядом похоронку, прочла, медленно шевеля губами, как малограмотная, огромными тёмными глазами посмотрела на Веру.
Лейтенант уже ползал по полу, подбирал бумаги.
– Документы не трогать! – взвизгнул он. – Руки прочь!
Надя вздрогнула, выпустила листочек, остановившимся взглядом проследила, как он спланировал на пол.
Лейтенант тут же схватил его.
– Идите отсюда, гражданочки! – сказал он, не глядя, глухим голосом. – И без вас тут… хватает…
– Пойдём, Надюша!
Вера мягко подхватила подругу, повлекла вон из кабинета. Толпа на секунду раздалась, пропустила их и опять сомкнулась.
Учебный год в Дарьине тем не менее начался, как обычно. Первого сентября вся школа выстроилась на торжественной линейке.
Вера, как всегда взволнованная в этот день, повела в класс свой 3-й «б». На первом уроке рассказала детям о том, как идёт война, как под мудрым сталинским руководством их отцы бьют проклятых фашистов. Говорила тихим, надтреснутым голосом; о Мише по-прежнему не было никаких известий.
Потекли привычные, наполненные всякими повседневными заботами будни. Вера старалась подольше бывать в школе, это отвлекало её от тревожных мыслей. Тем более нагрузка большая, тридцать шесть часов, да и программа в прошлом году утверждена новая, усложнённая.
Но к середине сентября неожиданно пришёл приказ: занятия в школе прекратить, ученики и учителя срочно должны эвакуироваться, на сборы сутки. Приказ этот застал всех врасплох. В посёлке по-прежнему мало что было известно о фронте, никакие подробности боёв сюда почти не доносились. Сведения по радио передавались весьма скупые, понять по ним толком ничего не могли. Слухи, конечно, ходили разные, но, что бы ни говорилось, всё равно дарьинцы жили в полном ощущении, что война идёт где-то очень далеко и вряд ли когда до них докатится.