– Богиня! – вырвалось из уст философа.
– Так чья же одежда лучше? – спросил римлянин.
При этом Маша взялась за трусики и собралась снять их.
– А может быть одежда совсем не нужна? – продолжал римлянин.
Но Пётр Петрович уже не слышал его.
– Машенька, нимфа моя, снимай этот проклятый атавизм! – кричал он.
Маша скинула трусики и вопросительно посмотрела на философа. Тот глотал слюну и не мог вымолвить ни слова.
– Так вы так и собираетесь сидеть в своей удобной одежде? – спросила Маша.
Она отвернулась от Петра Петровича и начала глазами искать платье.
– Машенька, не делай этого! – крикнул философ и торопливо стал раздеваться. Однако огромное количество застёжек не давало это сделать быстро.
– Только не уходи, Машенька! – кричал философ. – Сейчас я сниму эти проклятые брюки!
Однако кроме брюк на кавалере был одет тугой свитер, из которого надо было умудриться вылезти. Философ спустил брюки, но понял, что освободиться от них возможно только после того, как снимешь ботинки, а у них, проклятых, не развязывались шнурки. Маша, между тем, ходила перед ним в костюме Евы и только раззадоривала несчастного мужчину.
– Машенька, солнышко, не уходи! Я сейчас разденусь!
– Так чья же одежда лучше? – язвительно спрашивала Маша.
– Лучше всего совсем без одежды, – отвечал философ, разрывая на ботинках шнурки.
Наконец с одеждой всё было покончено. Мужчина, приняв облик Адама, предстал пред своей Евой. Вдруг счастливое лицо Петра Петровича померкло: то, к чему он стремился, что хотел сделать, сделалось само в самый неподходящий момент.
– Как же это? – не понял философ.
– Во всём виновата одежда, – объяснила Маша. – Вы очень долго возились.
Пётр Петрович обернулся, как бы ища поддержки со стороны, и вдруг увидел римлянина. Тот с увесистой дубиной направлялся к нему.
– Значит, говоришь, Машенька, богиня?! – кричал римлянин почему-то голосом жены. – Я тебе, старый козлина покажу молодую нимфу.
Римлянин замахнулся и обрушил на философа своё оружие. Тот взвыл от боли и проснулся.
– Вот, значит, чем ты занимаешься в своём институте?! – кричала жена, нанося удары всем, что попадалось под руку. – А то мы вечером не можем! У нас сил нету! А на Машеньку, значит, есть!? Сегодня Машенька, завтра Наташенька, только на жену время не остаётся!
– Причём тут Наташенька? – пищал философ, – никакой Наташеньки не было!