Михаил Сергеевич вдруг отвлекается от рассказа:
– Кто помнит, откуда строчки:
«С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды…»
– Ну, Михаил Сергеевич, вы всегда так, на самом интересном месте прерываетесь, – недовольно бурчит Сашка Денисов.
– Потому, что, друзья мои, книги читать надобно. Ибо сказал классик: «Вдохновение нужно в поэзии не менее, чем в геометрии».
– Это Пушкин, – робко произносит Наташа Лукьяненко. – Он о Ленском писал:
«Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч».
– Умница, – Михаил Сергеевич улыбается, а Юрка Ковальчук смотрит на Наташу так восхищенно, что она краснеет и опускает глаза.
– В начале девятнадцатого века Геттингенский университет был популярен среди либерального дворянства России. Там учились братья Тургеневы, правовед Куницын. Помните пушкинское: «Куницыну – дань сердца и вина, он создал нас, он воспитал наш пламень»; вот поэтому Пушкин и отправил туда Ленского. А осенью 1808 года в университете прочитал свою первую лекцию о применении астрономии в мореплавании и в службе точного времени Карл Фридрих Гаусс. С этих пор имя его словно магнит притягивало в Геттингенский университет молодых людей, дерзнувших заняться математикой.
***
Тусклая свеча освещает небольшой стол, конторку, выкрашенную белой масляной краской, узкую софу да единственное кресло, в котором сидит, слегка наклонившись вперед, еще крепкий немолодой мужчина. Легкая черная шапочка прикрывает седые волосы, из-под длинного коричневого сюртука топорщится жилет и белая рубашка с отложным воротником.
Профессор Геттингенского университета, директор астрономической обсерватории, тот, кого уже давно называют «королем математиков» – непритязателен к быту. После смерти второй жены его мучает бессонница, и лишь наука дает возможность отвлечься.
На столе – пара неоконченных писем да книга Фаркаша Бойяи, доставленная с оказией. Когда-то, студентами, они принесли друг другу клятву в вечной дружбе… Каких только глупостей не наделаешь в молодости. Часами тогда они беседовали о доказательстве пятого постулата Евклида, но Фаркаш ошибался в расчетах.
Гаусс отложил в сторону начатое письмо коллеге, пробежав глазами последнюю строчку: «Вот уже несколько недель, как я начал излагать письменно некоторые результаты моих собственных размышлений об этом предмете… никогда мною не записанных…». Вздохнул и неохотно распечатал сверток с присланной книгой. Судьба давно развела бывших друзей, странно, что Фаркаш упорно не хочет понять этого.