Так они и стояли друг напротив друга, оба маленькие, мало кому известные, но один так хотел подняться, а второй не мог, просто не мог расстаться со своими амбициями, старыми заслугами, потерей хоть сколько-то в самомнении, ведь эта маленькая вошь, даже не вошь, а гнида метила обойти 10 лет пахоты, чтобы рвануть в министерское кресло. Стартануть прямо и сразу, сесть на зарплату, и забыть о собратьях по УЛЕЮ навсегда.
А вот этого не дадим. О собратьях надо помнить! И тяжёлая рука Святослава поднялась, но тут у программиста по образованию Валентина сработала некая программа самозащиты, и он рванул к юристу, давно трясущемуся мелкой дрожью. Святослав настигал. Юрист прятался под сумкой от ноута, Валентин был по одну сторону стула, Святослав по другую. Один делал выпады, второй пытался увернуться, однако сзади было окно. И Валентин оказался между двух огней – возможностью пробить брешь в бюджете партии и увековечить себя фингалом. Он лихорадочно соображал – фингал-пресса-скандал. Разбитое окно – скандал, ещё скандал, нет, этого он точно не выдержит. И Валентин решился на контрмеры – он скользнул под стол к юристу, который хотел бы думать, что его тут нет. Собственно, Святослав следующим делом отволок юриста вместе с сумкой к стене и начал вытягивать противника из убежища. И вот в этот самый момент, кто-то кашлянул. Это была пенсионерка.
– Простите, я только хотела юридическую помощь получить, у меня ведь тоже так было. Знаете, зять, и его друг как-то подрались. Теперь никто не помнит из-за чего, но все хотят судиться. Скажите, а что делать, чтобы они не судились, а чтобы как люди сели и поговорили? Разве так нельзя? Я вот смотрю на вас и понимаю, что нельзя.
Пенсионерка вздохнула, глядя на обезоруженного Святослава, все ещё сжимающего в руке гигантский степлер, и на Валентина, прячущегося за бессознательным юристом, развернулась, и покинула помещение партии «УЛЕЙ»…
Так партия потеряла еще один голос на выборах.
Есть такая профессия – баррикады возводить
Почему случился 1917 год? Потому что нашёлся профессиональный революционер, и все знают, как его звали. Только одна беда: всем также хорошо известно, что он не был главным, но такова доля всех тех, чьё сердце горит во имя, чьи помыслы обращены за, чей образ жизни, как правило, именуются жизнью лодыря и трутня.