К слову заметить, в те годы Тюменский Централ жил гораздо организованнее во многих смыслах, чем в настоящее время. Арестанты знали все, что происходит на продолах тюрьмы, и отслеживали передвижения и сотрудников администрации, и арестантов, когда последних куда-то выводили из камеры. Сообщения из одного конца тюрьмы в другой, если не было иной связи, доходили по цепочке в считанные минуты. И если имелись основания полагать, что арестанта вывели из камеры и применяют к нему какие-то незаконные методы воздействия, то в его поддержку согласованно шум мог поднять целый тюремный продол или даже корпус.
Из колонии до тюрьмы Игнатов добрался без происшествий и был определен в обычную камеру, в которой даже среди его сокамерников оказались мои знакомые. Через пару дней раздался звонок, и мне сообщили, что Сережу вывели из камеры без верхней одежды. Это означало, что повели его куда-то в пределах следственного изолятора. Еще минут через десять мне сообщили, что он находится в следственных кабинетах – специальном месте, куда приезжают следователи для следственных действий.
Через пару часов позвонил сам Игнатов и сообщил, что к нему приезжал Рахимов. Официально не допрашивал, просто говорил, что Сереже предстоит поездка в Тобольск для проведения очной ставки со мной, и интересовался тем, что Игнатов намерен на ней говорить. То есть еще до проведения следственного действия Рахимов решил выяснить, какую позицию займет Игнатов. Ну а тот, понимая, что может спровоцировать нежелательные действия в отношении себя, на все вопросы просто отшучивался, говоря: «Что раньше говорил, то и буду говорить». В общем, он не дал Рахимову какой-то конкретной информации, ради чего тот поехал в СИЗО к Игнатову.
Через день Игнатов сообщил, что едет этапом в Тобольск. Здесь я тоже предупредил обитателей местного ИВС, чтоб так же присмотрели за Сережей. Так что встретили его в Тобольске со всей теплотой и заботой.
А уже на следующий день он позвонил и сказал, что за ним приехали ребята из ОБОП, но он пока камеру покидать не торопится и спрашивает совета, как поступить в этой ситуации. Тут же я набрал номер Рахимова и поинтересовался у него, почему осужденного, этапированного из колонии для проведения следственного действия, вывозят из ИВС оперативники ОБОП. На что Рахимов сказал, что он ничего не знает про это. Соврал он конечно откровенно, потому что без бумаги с подписью Рахимова ИВС просто не отдал бы Игнатова простым оперативникам. Не желая продолжать дальше эту бессмысленную игру, я просто уверил Рахимова, что если после этой поездки в ОБОП от Игнатова поступит хоть какая-то жалоба, то я приложу все усилия, чтобы придать это мощнейшей огласке. Он в ответ по обычаю как-то отшутился, и на этом мы распрощались. Перезвонив Игнатову, я сказал, чтоб он не боялся ехать и просто вел себя понаглее, если вдруг чем-то начнут запугивать. Я почти не сомневался, что физически его никто не тронет.