Калиостро в пасквилях современников. Сборник мемуаров - страница 16

В самое то время, когда я сие пишу, прислано ко мне от одного из друзей моих небольшое сочинение, называемое Калиостр в Варшаве. Оно содержит в себе, только несколько обстоятельнее, все то, что Граф П. в 1782 году в проезд свой в Петербург изустно нам рассказывал. А поелику души наши больше стремились к соединению с духами, нежели к превращению металлов, то легко могло случиться, что Калиостр у нас месяцом долее прожил и имел нас своими последователями, нежели в Варшаве; а наипаче потому, что во все время его у нас пребывания он ничего такого не обещал, чего бы он по видимому зделать был не в сосоянии. Ежели и случалось, что ему какое—нибудь действие не удавалось, то он умел всегда находить подложныя причины, которыми заставлял думать, что ему необходимо так должно было поступить. Хотя он мог, как ниже в сем сочинении окажется, и здешних своих последователей земными выгодами обольстить; но сообразя все, можно будет заключить, что здесь его замыслы далее простирались, нежели в Варшаве, а для того—то нас и должно извинить, что мы долее верили чудесной его силе, хотя так же к концу его здесь пребывания вера сия начала ослабевать. Некоторые из тех, коим чудеса казались возможными, начали уже его почитать за колдуна, предавшагося чернокнижию, а другие между тем шептали нам на ухо, что он не что иное, как только обманщик.

Прежде нежели я начну писать сие сокращение из зделанных мною во время Калиострова здесь пребывания записок, хочу я включить два опыта, с каким искусством умеет он себя выправить, ежели когда случится ему обещать то, чего он исполнить не в силах. Он говорил некогда о плавке янтарю как о такой вещи, которую столь же легко можно плавить, как и олово. Некоторые сочлены нашего общества наиубедительнейшим образом просили его открыть сию тайну. Он с великою важностию сел за стол и написал рецепт, но что же ето было? Ето был рецепт курительнаго порошка. Все те, которые обрадовались было сему янтарному промыслу, были крайне недовольны. Калиостр не мог себе вообразить, что перед ним были такие люди, которые могли разуметь рецепт и открыть сей грубой его обман; но он тотчас опомнился и поворотил сие дело следующим образом: сею выдумкою, говорил он, хотел я выведать точнее склонности моих учеников, и ето меня крайне огорчает, что я в столь многих из них вижу больше привязанности к купечеству, нежели к истинному благу общества. Большая часть из нас тогда ему слепо верили, следовательно, и сего извинения было для нас довольно. Прочие же молчали, ибо они видели нашу слепоту, а помочь тому чем, не знали. Незадолго перед его отъездом в Петербург зашел разговор о весьма крупном и чистом жемчуге вдовствующей Герцогини, которой Калиостр видел некогда у нее на руках. Етот жемчуг, говорил наш волхв, я очень знаю, потому что я в Голландии для одного обанкрутившагося моего друга сплавливал его из маленьких и негодных жемчужных зернышек жены его, для того что я не имел тогда ни денег столько, ни векселей, чем бы мог его от такой крайности искупить. В то время для исполнения некотораго добраго намерения я также имела нужду в деньгах, коих без особливаго труда вдруг никак сыскать не могла. А как мне ето хотелось зделать весьма тайно, то я, улучив Калиостра наедине, по простодушию моему, принесла ему свой жемчуг, сказала свою нужду и просила его зделать то же для меня, что он зделал для друга своего в Голландии, потому что я тогда не в состоянии была заплатить сию сумму наличными деньгами, и при том уверяла его, что лишних денег мне не надобно, а он их сам может употребить на другия богоугодныя дела. На что Калиостр мне отвечал, что он бы весьма желал, чтоб я ранее ему зделала сию доверенность; тогда бы он, конечно, исполнил мое желание, ибо, продолжал он, для сего действия, по крайней мере, недель на шесть надобно заняться, а теперь я имею повеление от моих начальников послезавтра отсюда выехать, что необходимо должно исполнить, ибо я обязан им неограниченным послушанием. Я просила его взять жемчуг с собою в Петербург и там его сплавить. Но он его не взял, а сказал, что ежели бы он был в Петербурге, тогда бы он в состоянии был всему нашему обществу, а особливо мне, показать ясные опыты своего об нас попечения. Я просила его, чтоб он избавил меня ото всех светских сокровищ, а только бы показал мне путь к сообщению с высшими духами. На сие он ответствовал: «Прежде нежели Христос принял на себя сан Пророка, или, как вы его называете, Спасителя, искуситель возвел его на верху храма и прельщал его сокровищами мира сего; а как оныя не могли уловить пречистую его душу, ибо уже приближался час тот, в которой он чудом восхотел ощастливить свет, то и вам должно наперед искусить себя в разсуждении земных сокровищ, прежде нежели важнейшия тайны вам вверятся. Ежели вы устоите противу всех оных искушений, тогда да благословит вас великий зиждитель мира идти в путь таинственный, и да направит стопы ваши на стезю, на коей вы многим тысячам откроете источник блаженства». Признаться надобно, что я столь была проста, что всему етому поверила. И ежели что ободряет меня открыть свету слепоту мою во всей ея точности, несмотря на разные, может быть, вредные для меня слухи, так ето едина мысль, что я чрез чистосердечное признание заблуждений моего разума, может быть, доведу до того других добросердечных людей, которые еще не оставили тогдашняго моего мнения, что они, бродя по сему таинственному пути, примут разум свой в путеводители.