Иногда она принималась философствовать, и выглядело это примерно так.
Жанет:
"В общении с мужчиной я сначала стараюсь идентифицировать качества этого человека, а потом стать его полным отражением, но женского пола. Такое, правда, возможно только с мужчинами, которые мне очень нравятся. Большинство мужчин делятся на три категории: примитивных, которым нужен только секс; поумнее, которые хотят, чтобы их любили, и последняя группа – те, кто не только хотят быть любимыми, им еще нужно, чтобы эта любовь была самым большим и прекрасным чувством в твоей жизни. С такими сложнее всего, но это моя любимая категория".
Генрик:
"Во-первых, ты не находишь, что в этой сентенции по меньшей мере трижды противоречишь сама себе?.. А во вторых, такие мужчины никак не могут составлять "категорию". Такой мужчина в жизни женщины может быть – и то, если ей очень-очень повезет – только один? "
Жанет:
"Не будь занудой, Генрик! "
Спросить человека прямо и бесхитростно о чем-то, ее интересующем, она была органически не способна. Когда у нее заострялся носик, а на рожице появлялось умозрительно-сосредоточенное выражение – ни дать, ни взять, такса перед крысиной норой – Генрик просто махал рукой и переключался на что-нибудь другое: Жанет вступила на детективную тропу. Гораздо проще было отвечать на ее уморительные вопросы и не препятствовать сделанным из его ответов предельно нелепым и, чаще всего, невероятно смешным выводам.
Вначале Генрик, пораженный их предельной несуразностью, принимался сквозь собственный истерический хохот разъяснять ей всю нелепость происходящего. Он говорил ей: "Да спроси же ты прямо. Я либо отвечу, либо не отвечу… это проще и быстрее. Эффективнее, в конце концов. Если я не захочу, ты все равно ничего не узнаешь". В ответ ему говорилось, что, во-первых, ничего такого для себя интересного она тут никогда не видела, ничего у него никогда не спрашивает и даже с гордостью не обращает внимания, что у нее такой таинственный и загадочный любовник. Во-вторых, стоило только ей на него подналечь, как он тут же все ей всегда и про все рассказывал, скрыть ничего не мог, хоть и вертелся, как омус, в раковину которому накапали лаймонового соку. В-третьих, ее обижает, что он относится к ней несерьезно, ни во что ее не посвящает, ни во что не ставит и, вообще, держит за дуру. А уж к себе пригласить под землю, чтобы хоть одним глазком… в конце же ему с предельной укоризненностью предлагалось сакраментальное "не быть занудой".