Кто может знать? Но бег тревожный,
Весь этот шум и лязг и звон —
Весь этот мир – быть может, ложный
Мучительный и краткий сон.
И вдруг под фонарем проснется
Бродяга в ржавом котелке,
Он рук моих крылом коснется,
Он уведет меня к реке.
И я увижу с изумленьем
Сквозь своды тяжкие воды
Лазурь, пронизанную пеньем,
И белых отроков ряды.
И крылья обретая тоже,
Уже летя, уже трубя,
Я в том, который всех моложе,
Узнаю с трепетом тебя.
1928-1952
Снова въедливая хина
Сводит судорогой рот,
На висках горячий пот – —
Посиди со мною, Нина.
Опусти плотнее штору,
Лампу книгами закрой,
Вечер скучный и сырой
Пролетит легко и скоро.
Будем слушать понемногу
Шум докучливый дождя
Иль, на рифму набредя,
Заглушать стихом тревогу.
Трудно, трудно в вечер длинный
Призывать напрасный сон,
Выжимать в стакан лимон,
Слушать шорохи в гостиной.
Ночь придет, луна засветит
Узкой щелью на стене,
Позову ль кого – и мне
Только голос мой ответит.
Жар и бред. Мечты пустые – —
В целом доме – никого,
И на улице мертво,
Только сумерки густые.
Только легкой каруселью
Тени носятся вокруг,
Только сердца тайный стук
В полуночном подземелье.
К незатейливой постели
Ближе столик подтяну
Лист бумаги перегну
Чтоб края не шелестели.
Резкой лампочки стекло
Счетом прачки перекрою,
Пуховик взобью горою – —
Тихо, чисто и тепло.
Скука день свой отстучала,
Отлетел короткий срок,
Помяну его меж строк, —
Завтра буду жить сначала.