***
Ульяна есть загадочный предмет, значение которого я разгадать все еще не могу. Наш ужин был странен. Она определенно знала, как пользоваться столовыми приборами, хотя салфетки держала иначе, да и все движения были у нея грубы противу обычных у дам. Быть может, она состояла при какой-нибудь семье горничною? Во всяком случае ея манера говорить открыто более подходит крестьянам, а не дамам, и не барышням. Она сказала мне примерно следующее (в точности передать ея манеру говорить у меня не выйдет, лишь так, как я понял ея). Сударь, сегодня я была резка с вами, простите. Но вы напугали и обидели меня своим отношением, хоть и, верно, не имели злого умысла. Но чего вам бояться: дитя я никогда не обижу, тем более сироту, имения не подожгу, денег не возьму, идти мне некуда, поскольку свою прежнюю жизнь, кто я и откуда, я не помню. Вам, кажется, тяжело пережить кончину любезной супруги вашей, про то мне объясняли Аглая и Капка, но зачем вы так холодны с Павлушею?
Ульяна единовременно раздражает и успокаивает меня. Мне как прежде тягостно с чужим человеком, но, по крайней мере, с нею я не стесняю себя светским тоном, могу быть и холодным, и неразговорчивым, она не требует пока от меня любезности и остроумия.
Позволить ей бродить свободно в доме я не могу, дал разрешение приходить и брать у меня книги для чтения и играть во дворе с Павлушею под присмотром Капки. Дал еще материи на платье, из того, что Маша имела про запас.
О ея прошлом я тоже ничего нового не узнал, но, думаю, ежели буду чаще с нею говорить, что-то проступит и откроется.