Амалия тоже поднялась, хотя не так легко, как сестра, а с усилием. В этот раз беременность давалась ей нелегко, отчасти по причине всех этих волнений.
– Что ж, – произнесла она со вздохом, – я не хочу тебе мешать, но и ты пойди мне навстречу…
– В чем?
– Раз ты просишь, чтобы я дала тебе кучера Готтлиба, то воспользуйся не только моей каретой, но и моим именем. Ты забыла, что Аврору фон Кенигсмарк больше не пускают в Ганновер? Другое дело – Амалия фон Левенгаупт, чья нога туда еще не ступала. Знаю, мы с тобой не похожи, – оговорилась она, опережая неизбежное возражение, – но это неважно, если ты постараешься держать лицо в тени или опустишь как можно ниже поля шляпы или капюшон…
– Я думала переодеться в мужское платье…
– …и тем самым усилить свое сходство с Филиппом? Нет уж, поверь, мое предложение лучше. Мы с тобой одного роста, и хоть я далеко не так красива, как ты (это было сказано, конечно, с ноткой горечи), ты можешь постараться, чтобы это не бросалось в глаза. Ну, что скажешь?
Аврора подбежала к ней и крепко обняла.
– Ты лучшая сестра на свете! – воскликнула она, растрогавшись, но стараясь не показывать своих чувств. – Ты права, так будет гораздо проще.
– Значит, договорились?
– Конечно! Все, бегу предупредить Ульрику.
– Погоди! Обещай мне еще кое-что…
– Что же? – Аврора остановилась, слегка нахмурив брови.
– Вернуться сразу, как только почувствуешь хоть малейшую опасность!
– Так ты тоже боишься? Признайся, тебе страшно?
– И да, и нет. Ганноверцы – ужасный народец, но все же я думаю, что они вряд ли пошли бы на то, чтобы вот так взять и избавиться от Филиппа. Как-никак, он – Кенигсмарк! Это имя немало значит в Швеции, в Германии, во Франции, не говоря уж о Саксонии. За исчезновение Филиппа многие захотели бы поквитаться с его недругами.
– И это внушает тебе надежду? Сама знаешь, «эта Платен» способна на любую подлость и вертит безвольным Эрнстом Августом как хочет.
– Может, и так… – Во взгляде Амалии мелькнуло отчаяние. – Но совсем уж безмозглой ее не назовешь, и мы люди не простые. Нашей кровью в историю вписано немало ярких страниц. На нас нельзя необдуманно поднимать руку, все-таки мы – Кенигсмарки!
В этом горделивом возгласе слышалось рыдание. Аврора, направившаяся было к дверям, вернулась и еще раз заключила сестру в объятия.