– Ну что? – напряженно спросил капитан Свистунов. – Что-нибудь прояснилось?
– Не знаю. Но я видел это, – с уверенностью сказал он.
– Конечно, видел. Мы вместе выезжали на место происшествия. Я ползал, разыскивая улики, а ты заполнял в это время протокол. Разреши, я взгляну?
– Да, конечно.
Свистунов развернул пухлую папку к себе, на сто восемьдесят градусов. Сделался вдруг нервным, начал листать, морщиться, оттягивать ворот рубашки, словно тот его душил, сковывал движения и был собачьим ошейником, никак не воротником.
– Ты спросил, Ваня: «Не брал ли я взятки». А я ответил: «Не пойман, не вор». Так вот, Иван Александрович: я понятия не имею, почему ты не посвящал меня в подробности своего расследования. Потому что ничего такого, чего бы я не знал раньше, здесь нет. Ты понимаешь?
– Нет.
– А я думаю, что последние несколько листов в папке просто-напросто отсутствуют. Вырваны, изъяты.
– Как это?
– А так. Ты изъял их отсюда, Ваня. И где ж они теперь?
– Не знаю.
– Дома? Порвал? Сжег? Я хочу знать, где они?
– Клянусь тебе: не помню!
– Тебе заплатили? Кто заплатил? Как другу скажи, я ж никому… Все понимаю.
– Да не знаю я ничего! Я полжизни бы отдал, чтобы хоть что-нибудь в голове прояснилось! Но – не могу! Ты пойми, Свисток: не могу!
– Я видел, как ты уезжал в тот день, – сказал ему вдруг Свистунов. – И видел на чем.
«Мерседес»?!! Неужели он видел черный «Мерседес»?!! Нет!!!
– Следил за мной? Ты за мной следил?! – Спокойнее, туда его, внутрь, этот пузырь.
– Ну что ты, Ваня! Как можно? Присматривался. Последние дни внимательно к тебе присматривался. Машину свою ты из гаража не стал выводить. Выйдя на трассу, поднял руку, проголосовал, поймал частника и поехал.
– Куда?
– В сторону Горетовки.
– Горетовка? Что это Горетовка? – Вспышка перед глазами, и что-то мокрое, теплое разлилось внутри, во рту стало солоно. Вкус крови, похоже, он прокусил щеку. Невольно. Горетовка… До боли знакомое.
– Большой поселок на границе нашего района с соседним, километрах в тридцати отсюда. Там нашли первый труп. Восемнадцать лет назад. Вспоминаешь?
– Женский, – прошептал он.
– Ну да. Женский. Вообще, Ваня, странный тип наш серийный маньяк, и понять его очень даже непросто. На первый взгляд кто под горячую руку попал, того и истыкал ножом. Причем выбирает какой-то отстой. Та, первая, была всем известная б… Пила по-черному. И поначалу подумали, что ей очередной хахаль ножичком животик почесал. Всю Горетовку перетрясли. Задержали товарища. «Да, – говорит, – пили. Вместе пили. Больше ничего не помню». Ну его и посадили. Бытовуха. Дело-то житейское. Перепились, подрались. Никто ничего не помнит. Два года тихо было. Ты соображаешь, Ваня? Два года!