***
Сквозь щели забранных ставнями окон
на грязный пол падал свет. День вошел в полную силу; полутемную
избушку со всех сторон пронзали солнечные спицы. Пролетающие сквозь
них пылинки вспыхивали волшебными искрами. Во дворе заливисто
чирикали дерущиеся воробьи. Где-то на краю деревни хрипело радио
«Маяк»...
За высоким забором молчаливо
топталась бледная погань.
Покачав кудлатой седой головой, дед
Хилой отодвинулся от окна. Видимо не доверяя ставням, для верности
задернул его занавеской. В доме страшно воняло падалью, однако ни у
кого даже мысли не возникло попросить распахнуть окна. Эпицентр
смрада, похоже, находился где-то в кухне, но заходить туда не
хотелось совершенно.
— Мужика хочет, — косясь на Потапова,
сказал хозяин. — У ней щас самая пора етись.
Их спаситель оказался крепким высоким
стариком, удивительно подвижным для своих лет и габаритов. Повадки
и действия его напоминали матерого первопроходца, чей форт осаждают
кровожадные индейцы.
— Что ж она Лешку тогда… — закончить
Потапов не сумел. Всхлипнул по-бабьи и откинул голову назад, крепко
приложившись затылком о бревенчатую стену. Боль отрезвляла, не
давала забыть, что происходящее с ними реально.
— А того, что поперву — еда! А опосля
уж все остальное, — дед Хилой назидательно покачал узловатым
перстом. — И что вам дома не сидится, туристы, в бога душу…
— Сказки собирать приехали, — ядовито
ответила Аленка.
Она поразительно быстро пришла в
себя. Едва ускользнувший от смерти Потапов, забившись в угол,
трясся осиновым листом, а девчонка, всего час назад визжавшая так,
что лопались стекла, воинственно расхаживала по комнате, примеряя к
руке то изогнутую кочергу, то увесистое полено, сдернутое со
сложенного возле печки дровяника. Не удовлетворившись, вынимала из
кармана складной нож и принималась проверять, легко ли выходит
лезвие. Она жаждала действия. Дед Хилой со своего табурета наблюдал
за Аленкиными манипуляциями посмеиваясь в бороду.
— Ты, девонька, шилом своим ее
разозлишь только. От стали в таких делах од…
— Что она такое?! — перебила Алена. —
Леший? Йети? Кикимора какая-нибудь?
Этот вопрос она задавала каждые пять
минут. Дед Хилой отмалчивался. Вот и сейчас, недовольно зыркнув на
непочтительную соплюху, он просто закончил начатую фразу.
— …одна польза — горло себе
перерезать, чтобы живьем не взяла.