На вид мужчине было лет сорок — сорок
пять. На бескровном, лишенном растительности лице его отпечаталось
скорее удивление, чем страх. Прямо под горлом, не скрываемым более
разорванным воротом свитера, на месте вырванного кадыка багровела
глубокая дыра с обсосанными бледными краями. Серебров подошел к
покойнику, присел на корточки и пальцами прикрыл ему веки.
— Что ж ты, Господи… не уберег, —
прошептал он.
Пуговицы на куртке чужака не желали
поддаваться дрожащим пальцам и расстегивались с большим трудом. И
все же Серебров справился. Запустил ладонь во внутренний карман,
уверенно вытаскивая бумажник, связку ключей и мобильный телефон.
Ключи и «мобильник» он опустил к себе в карман, а бумажник открыл и
долго смотрел на улыбающиеся физиономии двух девчонок, лет пяти.
Сглотнув застрявший в горле горький ком, Михаил Степанович быстро
вынул из кошелька всю наличность и тщательно протерев, вернул его
законному владельцу. Матвейка тем временем перебрался поближе, и
теперь, обхватив самый толстый корень руками и ногами, сидел над
тем местом, где только что спал его хозяин. У Сереброва мелькнула
мысль: может быть, не стоит вот так, у него на виду, брать вещи,
деньги? Но тут же, снимая с трупа патронташ и ремень с хорошим
охотничьим ножом, одернул себя, — сделанного не воротишь, мертвому
все эти цацки теперь ни к чему, а ему, Сереброву, на что-то жить
надо.
—Эх, Матвейка, сученыш ты! — с болью
в голосе, чуть не плача, пробормотал Михаил Степанович, споро
выворачивая покойнику карманы. — Сученыш, как есть!
Сученыш сидел на месте, попеременно
поворачивая к хозяину то одно, то другое ухо, словно
прислушиваясь.
***
Могилу необходимой глубины удалось
выкопать лишь к вечеру, когда в лес пришла подельница ночь,
желающая помочь спрятать улики. Морщась от боли в сорванных
мозолях, - пройти полтора метра твердой, как камень, земли саперной
лопаткой — это вам не шутки! - охотник вылез из ямы. Оберегая
ладони, покойника он, без всяких почестей столкнул туда ногой.
Споро закидал тело землей и тщательно утрамбовал, оставив едва
заметный холмик — по весне просядет, будет не так заметно. Остатки
земли долго перетаскивал к речке и сбрасывал под лед. По большому
счету, можно было точно так же поступить и с безымянным мужиком, на
беду свою повстречавшим Матвейку, но было это как-то… не
по-христиански. Не по-христиански было и втыкать в грудь мертвецу
наскоро выструганный кол, но иначе поступить Михаил Степанович
просто не мог. Боялся.