– Мой отец, – глаза молодого уперлись в пол.
– И почему я должен…
– Позавчера его убили, – закончил гость.
Глядя на вытянувшееся лицо очкарика, Пряников мысленно отругал
себя за то, что не доверился чутью – голос молодого и аудиозапись с
самого начала показались ему похожими. Решив не форсировать события
– обещанные парню десять минут еще не истекли – артист откинулся в
кресле и приготовился слушать.
–… как раз в тот вечер, когда было сделано это сообщение. Как он
и сказал, возвращаться пришлось поздно. Решил срезать через
пустырь… Срезал… Пятнадцать проникающих ножевых ранений…
Молодой человек протяжно вздохнул и уткнулся лицом в открытые
ладони. К великому облегчению Пряникова, плакать он не стал.
Посидел так несколько секунд и закончил – быстро и сжато. И хотя
речь его была несколько путанной, ситуация все же наконец-то
прояснилась.
– Он вечером должен был своей ийэ позвонить. Бабушке, в смысле.
То есть, это для меня она бабушка, а для него – ийэ. Мама то есть.
Это по-якутски. Он ей раз в две недели звонит. Звонил… Она у нас
старенькая совсем, сердцем больная – ее такая новость в могилу
сведет. Если бы вы смогли… если бы вы согласились… поговорить с ней
его голосом? Всего один раз, и совсем недолго…
В повисшем молчании было слышно, как тикают настенные ходики,
давно и безнадежно отстающие часов на пять.
– Вот что… э-м-м-м… молодой, э-э-э-э, человек… – неуверенно
начал Пряников.
– Айсан. Айсан Тадын.
– Ага, хорошо, Айсан, – про себя артист уже давно называл его
Очкариком и от очевидного прозвища отказываться был не намерен. –
Давайте мы вернемся к этому разговору завтра, а я пока подумаю, чем
я смогу вам помочь…
Говоря так, Пряников встал с кресла, поддел гостя под локоть и
осторожно поволок к выходу. Очкарик пытался вяло сопротивляться, но
силы были явно не равны – матерая фигура заслуженного артиста
России была гораздо массивнее и выше.
– Вы не понимаете, – пытался протестовать Айсан, отчаянно
цепляясь длинными пальцами за давно некрашеный дверной косяк, – у
нее сердце! Она же умрет, если он не позвонит! Если вы не
позвоните! Сегодня!
– Не-ет! Это вы не понимаете! – пыхтел над сопротивляющимся
визитером артист. – У меня концерт через два часа, а я тут с вами
вожусь! Завтра приходите, тогда и поговорим...
Он уже почти совладал с назойливым посетителем, но тут Очкарик,
восемьдесят процентов тела которого уже покинули гримерку, крикнул
ему прямо во вспотевшее одутловатое лицо: