Гусариум (сборник) - страница 34

Шрифт
Интервал


Юля в досаде топнула ножкой. Она только вчера узнала о судьбе своего спутника и немедленно решила мчаться на помощь. За долгое лето девушка научилась скакать на коне, неплохо стрелять из пистолетов, даже немного фехтовать на саблях. Сверх того, немного разбираться в здешних обычаях, нравах. Теперь бы она так просто не попалась. Но что делать с внешностью? Здесь не принято, чтобы женщины путешествовали в одиночку, о равенстве полов еще не слышали, а уж о пребывании женщины на войне – и подавно. Кавалерист-девица не в счет, она неведомым образом скрывается под видом мужчины.

О том, чем она может помочь парню, Юлия не думала.

Чем вообще можно помочь солдату на войне?


– Вывозить нас отсюда будут? – В отличие от аборигенов, Саня твердо знал: в ближайшее время Москва будет оставлена. После чего в нее войдут французы и вспыхнут пожары. Большинство жителей покинут город, а тем, кто останется, завидовать нечего. Кормить никто не станет, где жить посреди сожженных домов – непонятно, французы займутся грабежом, и человеческая жизнь будет стоить меньше копейки.

– Куда вывозить? Чай, Москва, – не понял Прокоп.

Пожилой солдат, раненный, как и Саня, в руку, был за санитара. В мещанском доме, где в тесноте размещены почти два десятка раненых, никакого другого медперсонала не было. Раза три в день сюда заходил лекарь. Осматривал, только его лечение в основном ограничивалось редкой сменой повязок да некими общими указаниями. Один солдат уже умер, был увезен на кладбище, и еще странно, что остальные пока были живы. Похоже, что медицина руководствовалась простейшим принципом: кому суждено, тот и выздоровеет.

Хоть кормили, а могли бы и об этом позабыть.

Короче, санитарное дело было поставлено неважно. Да и что ждать от медицины начала позапрошлого века? Хорошо, рана на руке потихоньку заживала и почти не беспокоила. Кость не задета, остальное не страшно. Зато Саня с изумлением обнаружил, что мечты имеют подлое свойство сбываться. Особенно мечты идиота. Не столь давно тянуло заболеть, и вот оно свершилось. Температура, тяжелая голова, мокрая рубашка, кашель, насморк – и никаких лекарств.

Хозяин дома расщедрился, заварил малину, выделил меда, и ночь прошла в жару и бреду. Оставалось неясным: пошло дело на поправку или болезнь укоренилась так глубоко, что выгнать ее можно будет с огромным трудом.