– Конечно, вопрос ты мне, Илья, задал. Я бы мог, в свою очередь, спросить у тебя, почему сам так не делаешь? Но это неправильно. На вопрос вопросом отвечать нельзя.
– Резонно мыслишь, – усмехнулся Илья, густо размазывая кистью из толстой щетины клей по кожаной подошве.
– Если бы я знал, что каждый наш человек так поступит, не думал бы, не сомневался бы ни секунды. А попусту жизнь свою отдавать не хочется. Одна она. Да еще за собой десять пленных товарищей в петлю или на расстрел потащу, – Прохоров зло тянул дратву. – Думаешь, мне не муторно сапоги тачать, в которых нацисты нашу землю топчут?
– Значит, ты надеешься отсюда выбраться и снова воевать, – подытожил Фролов. – Иначе твоя жизнь для Родины ничего уже не значит. От нее только вред один в настоящий момент.
– И ты надеешься.
– Как сказать. – Илья сгреб черенком кисточки застывший клей с края консервной банки, помял его пальцами, слепив небольшой кубик, и поставил сохнуть между готовыми подошвами, – на удивленный взгляд Прохорова пояснил: – Клей из костей варят. Тот же бульон. В ту баланду, которую нам дают, кинешь, силы поддержать можно. Я и тебе советую, если подольше протянуть хочешь.
– Говорят, немцы этот клей иногда из человеческих костей варят, – проговорил Михаил.
– Враки. Из костей пленного много не сваришь. Не наваристые они. Все соки жизненные лагерь забирает, ничего не остается. Я и тебе кубик слеплю, – Фролов покосился, не замечает ли его действий охранник с дубиной, прохаживающийся среди работающих, и принялся левой рукой лепить загустевший клей, а правой продолжал стучать молотком по подошве.
Прохоров понимал, что Илья прав. Пусть этот клей сварен из костей, но если он даст возможность выжить, то отказываться от такой возможности нельзя.
– Припекает, жарко, – Прохоров сбросил жилетку, хотел подложить ее под себя на табурет, но вновь его взгляд зацепился за широкую дырку в подкладке.
И хоть Михаил был атеистом, но все же считал, что предсмертные пожелания следует выполнять неукоснительно. К тому же сейчас в его руках имелось все необходимое – изогнутое шило с зазубриной и прочная дратва.
– Дело задумал, – глянув на то, как расправляет на колене вывернутую наизнанку жилетку Михаил, проговорил Филатов. – Зашьешь, будет как новая.
– На мой короткий век хватит, – попытался пошутить Прохоров.