– Стой, кто идет? Не положено! Крепость тут… поворачивай назад! – заорал он, с трудом разжав смерзшиеся от ледяной изморози губы.
– К коменданту Колюбякину с письмом от генерал-прокурора! Открывай ворота! – грозно выкрикнул граф Г., с трудом удерживаясь от того, чтобы не перетянуть нерасторопного холопа плетью поперек морды.
– Ах, что вы, граф Михайло, зачем же так нервничать… он же сейчас все сделает… ведь сделаешь, правда? – с этими словами Лесистратова взглянула на солдатика как кошка на мышь. В ее взгляде проявилось, что-то настолько хищное, что часовой, сам того не желая, повалился на колени.
– Ваше сия… светл… матушка-царица-барыня… все, все сделаю… счас! – часовой поднялся на ноги, подобрал слетевшую треуголку и побежал докладывать. Уже через десять минут комендант крепости Колюбякин принимал их в своем мрачном кабинете. Через узкое окошко лился тусклый свет рано уходящего дня.
– От князя Алексея Борисовича? Рад, много о вас наслышан, господин граф! Извините, остолопа часового, и куда он дурень смотрел… Как там его сиятельство, здоров ли? Мы хоть и недалеко от столицы, а живем тут аки в деревенской глуши, токмо почта и доходит. Ну-с, посмотрим, что там в пакете… – комендант распечатал сургуч стал близоруко вглядываться в текст при свете недавно зажженной свечи.
– Высочайшее повеление прислать в Санкт-Петербург арестанта Василия Васильева… Это тот блаженный что ли? И кому это он там понадобился… – задумчиво бурчал комендант.
– Он самый, господин полковник. Велено доставить немедля.
– Забирайте, кому он нужен тут… это не политический бунтовщик, а пациент желтого дома, коего по хорошему надлежит держать связанным и кормить бертолетовой солью. Впрочем, юродивые монахи все таковы, болтают что ни попадя. Содержим мы его по всемилостивейшему повелению покойной матушки-императрицы яко богохульника и оскорбителя высочайшей власти, под крепчайшим караулом так, чтобы он ни с кем не сообщался, ни разговоров никаких не имел; на пищу же производим ему по десяти копеек в каждый день. Хотя за дерзновение и буйственность, по государственным законам, заслуживает смертную казнь… Однако кажется, тут есть и еще распоряжение: «С прочих же, на ком есть оковы, оные снять»? Как же это можно – снять оковы? Что это за узники без оков? Как же они будут ходить?