После смерти Пьера Геранже аббатом был избран Кутюрье. Это был смиренный человек, следовавший наставлениям своего предшественника. Кардинал Жан-Батист Питра, в свое время тоже бывший монахом в Солеме, прибыл из Рима на похороны Пьера Геранже и тотчас подпал под влияние госпожи Брюйер. Как после этого не доверять монахине, духовные советы которой столь явно были оценены всеми?
В Церкви существует не только истинное «духовное отцовство», т. е. духовное наставничество, осуществляемое монахами-мужчинами, но и «духовное материнство»: в этом случае наставничество осуществляется святыми женщинами. Госпожа Брюйер не замедлила стать духовной матерью всех новых монахов, приходивших в Солем.
Так, например, ее наставничеству был вверен Сотон. Этот монах хотя и недавно появился в монастыре, но не был молоденьким новичком: ему было уже около тридцати, в прошлом он был доктором медицинских наук и считался превосходным практиком. Его несколько удивило, когда однажды он узнал о новом рождении Богомладенца. Сам Сотон стал для госпожи Брюйер «маленьким Тибурцием» (так звали родственника святой Цецилии, которая, как мы уже говорили, считалась покровительницей самой аббатисы). Далее мы приводим слова Сотона, в которых он просто не может скрыть своей неловкости: «Мой нежный маленький Тибурций, не бойтесь: я – ваша мать Цецилия. Эта жизнь, для которой я вас родила, гораздо ценнее той, которую вы получили от вашей естественной матери. Вы – для меня, вы плод совершенно девственного материнства, божественная щедрость которого даровала мне эту привилегию. Придите же на мои колени, усните на моих руках: отныне вам больше никто не нужен, в моей груди вы почерпнете меня самое. Что может быть целомудреннее этого ребенка, который играет на груди своей матери?» (55). И далее: «Я благословляю Бога, который сделал меня вашей матерью. Будьте же младенцем в пеленках, птичкой, выходящей из яйца; укройтесь под моим крылом».
«Когда она предложила мне стать ребенком, покоящимся на ее руках, я понял, что здесь что-то нездоровое. “Какая слащавость, какое ребячество”, – думалось мне» (56). Позднее, когда ему, наконец, удалось выйти из этой неприятной ситуации, он заговорил как врач: «Наверное, надо было сказать этой женщине: “Мадам, вы рождены для материнства, а не для безбрачия: все в вас кричит о том, что вы должны стать матерью, и эта потребность заставляет мечтать о том, чего вы не сделали» (57).