– Я вижу, ты хочешь с поляками свару затеять, приятель, – недовольно обронил воевода Блуд, поглядывая на Добрыню из-под нахмуренных бровей. – Не ко времени это. Поляки – не ятвяги, их с наскока не разбить. У Мешко войско сильное, да и сам он далеко не промах. Мы же на вятичей собирались полки вести, забыл, что ли?
– Доберемся и до вятичей, ничего я не забыл, – раздраженно отмахнулся Добрыня. – Мне с Вифилем рассчитаться надо, воевода. Я два года его разыскиваю. На этом мерзавце кровь моей сестры Малуши.
– Отправь послов к Мешко, потребуй у него выдачи Вифиля, – промолвил Блуд, рассматривая в бронзовое зеркало свою коротко подстриженную бороду. – Хочешь, я сам съезжу к Мешко, потолкую с ним. Зачем из-за одного злодея нам влезать в свару с поляками? Дурость это!
Блуд небрежно бросил зеркало на стол и откинулся на спинку стула.
– Ладно, завтра поедешь в Польшу, – сказал Добрыня, остановившись напротив Блуда. – От имени князя Владимира потребуешь у Мешко выдачи Вифиля. Причем живого Вифиля, а не его голову. Уразумел? – Добрыня погрозил Блуду пальцем.
Блуд молча кивнул с видом самонадеянного спокойствия.
По инициативе Добрыни в честь возобновления союзнических отношений между Киевом и бужанами в княжеском тереме было организовано пышное застолье. Князь Владимир, не желавший отставать в возлияниях хмельным медом от своих бояр, явно не рассчитал своих сил и был уведен челядинцами с пира на заплетающихся ногах. Слуги раздели Владимира и уложили на кровать, оставив его наедине с Аловой.
В хмельном угаре Владимир сквернословил и грозил местью Вифилю-собаке и всей его родне. Лежа на постели, Владимир звал слуг и гридней, веля им наточить его меч, которым он собирался убить Вифиля.
Алова всячески старалась успокоить Владимира, обнимая и целуя его, но Владимир вырывался из ее объятий, порывался встать и вернуться обратно к пирующим гостям. Тогда Алова взяла в руки лютню и запела грустную скандинавскую балладу, перебирая струны своими тонкими изящными пальчиками.
Владимир затих, лежа на боку и взирая на поющую Алову мутными от хмеля глазами. Алова не успела допеть балладу до конца, как веки Владимира сомкнулись, и он захрапел, объятый крепким сном.
Положив лютню на сундук у стены, Алова, неслышно ступая, удалилась из ложницы. Она знала, что ее мать сегодня будет ночевать в княжеских хоромах, поэтому пришла к ней.