Заворчал старый, закопченный чайник на плите. Ася погасила под ним газ, потом прикрутила огонь под алюминиевой кастрюлей, в которой варилась картошка. Легонько тряхнула головой, словно стараясь прогнать грустные воспоминания, и принялась думать о хорошем. Хорошее – это ее дети, Анюта и Алеша. Хорошее – это подруга детства Катя, с которой Ася не виделась долгие восемнадцать лет, но не переставала помнить о ней. Забыть не давали письма, которыми подруги обменивались все эти годы.
Это Катя пристроила ее репетитором к дочке своей знакомой – жене мелкого чиновника из какого-то министерства (то ли сельского хозяйства, то ли тяжелой промышленности, Ася толком не разобрала). Впрочем, это и не важно, главное, что чиновничья жена неплохо платит Асе, которая дает уроки немецкого ее дочери, ученице шестого класса. А деньги им с Алешей нужны, без денег в Москве не проживешь и дня. Конечно, кое-что они привезли с собой, но большую часть пришлось потратить на похороны. Тетя Валя говорила, что у Клары Тихоновны где-то припрятаны какие-то деньги, но где именно и сколько, соседка не знала. Ася сделала робкую попытку поискать где-нибудь на поверхности, не углубляясь в недра, но такой способ поисков ничего не дал. Укромных уголков и потайных мест в этом запущенном жилище, которое во времена Асиного детства было совсем не таким, оказалось невероятное количество, и все они были забиты вещами до самого дна. Стоило Асе приоткрыть какую-нибудь дверцу, как на нее валились то старые журналы и книги, то пыльные флакончики и коробочки, то пропахшие нафталином тряпки. На полках теснились мутные от пыли хрустальные фужеры, стеклянные вазочки и салатники. Поблекшие фарфоровые собачки, лошадки и ангелочки взирали на Асю грустно и укоризненно.
После похорон она пыталась отыскать старые фотоальбомы, в которых с детства помнила почти каждую карточку, но, заглянув на полки и не обнаружив ничего похожего на альбом, отказалась от этой затеи. Лишь только она говорила себе: «Нужно наконец заняться разборкой вещей» или «Надо поискать деньги, о которых говорила тетя Валя, на мои репетиторские гонорары мы долго не протянем», как перед ней вдруг вставала невидимая стена, появлялось странное чувство, мешавшее взяться за дело. Ей почему-то казалось, что рыться в личных вещах умершего, перебирать его одежду, трогать любимые безделушки, просматривать его письма – все равно что заглядывать в замочную скважину.