– Евгеша, значит. Тебе к нему по имени отчеству надо бы, на “вы” и шепотом, мужик старше на двадцать лет, а она его Евгешей зовёт, – возмущаясь, разводила демагогии Васильева.
– Ну хватит причитать, Насть. Одно и то же, каждый раз. Меня всё устраивает. Я ему ничего не должна, он мне, – отвечаю я, вспоминая, как однажды с Наташей говорила о «рыночных» отношениях. И знаете, это и правда превращает тебя в меркантильных суку, которая ищет во всем свою выгоду.
–А когда-то жаловалась на “понедельники-среды-пятницы” – фыркнула подруга, и я, не выдержав, поставила перед ней бутылку вина и штопор.
–Делом займись. И если хочешь продолжить тему моих страдальческих и не сложившихся отношений с Никитой, то наливай мне сразу в два бокала, – усмехаюсь я, усаживаясь за стол.
–Ритка, а вот если честно? Любишь его?
–Кого его? Женьку или Измайлова? – устало подпираю рукой подбородок, понимая, что от этой сватьи я просто так резкими и односложными отговорками не отделаюсь. Да и все, не только она, кто нас окружал, постоянно напоминали нам о наших отношениях, советовали начать с нуля, попробовать снова. Ведь страдаем друг по другу. А мы с Никитой стали чужими людьми.
–Да, Насть. Любила, люблю и буду любить. Как бы не пыталась забыть, вычеркнуть из жизни, стереть его из памяти, выкинуть из своих мыслей, не получается. Сердцем и душой я всегда с ним. Каждый раз засыпая, мысленно желаю ему спокойной ночи, надеясь, что где-то, находясь на расстоянии от меня и он думает обо мне. Но не выйдет ничего. Слишком большой пробег у нас за спиной. Он не простит. А если и простит, то вряд ли решится снова на эти отношения. К тому же… Там с этой Алишей все серьезно, разве нет? – тяжело выдыхая, я решаюсь поговорить на эту тему.
– Киношная любовь какая-то выходит у вас, Дорофеева, – на выдохе, с грустью в голосе подытожила Настя, отсалютовав мне бокалом и пригубила вина. Я последовала ее примеру, делая внушительный глоток, словно пыталась утопить нахлынувшие воспоминания на дне бокала.
– Расскажи лучше, как отдохнули? – решаю сменить тему, потому что слишком длительные мысли о Никите снова развалят на мелкие кусочки, по которым я с трудом собираюсь каждый раз, когда погружаюсь в воспоминания чуть глубже дозволенного.
– Ой, да здорово вообще. Владик первый раз самолетом летал, сначала плакал, боялся, а после довольный был, улыбался, в ладоши хлопал, – восторженно делилась впечатлениями Васильева, а я, вспомнив как летала впервые, улыбнулась своим мыслям, ведь вела себя практически так же, как маленький ребенок. Сначала коленки от страха дрожали, а после эмоции лились через край и моей радости не было предела.