– Человек по имени Тапани Лехтинен… Я проверила его документы… Да… Одну минуту.
Она кивнула мне, и этот кивок походил на удар топором.
– Какое у вас дело?
– Я не могу дозвониться до своей жены Йоханны Лехтинен.
По ошибке я записал наш телефонный разговор с Йоханной. Теперь я мог воспроизвести его дословно:
– Сегодня я задержусь на работе допоздна, – начала она.
– Насколько допоздна?
– Может быть, на всю ночь.
– Ты будешь на рабочем месте или куда-то поедешь?
– Я уже не на рабочем месте. Со мной фотограф. Не беспокойся. Мы собираемся переговорить с кое-какими людьми. Мы будем держаться мест, где много народу.
Шепот рядом, шум машин, шепот, тихий шорох и снова шепот.
– Ты еще здесь? – спросила она.
– А куда же мне деваться? Я сижу у себя за столом.
Пауза.
– Я горжусь тобой, – сказала Йоханна, – тем, что ты все еще держишься.
– И ты тоже, – парировал я.
– Наверное, – произнесла она вдруг как-то слишком тихо, почти шепотом.
– Я люблю тебя. Береги себя и возвращайся домой.
– Конечно, – прошептала она, и ее слова посыпались вдруг быстро-быстро, почти без паузы: – Увидимся самое позднее завтра. Я люблю тебя.
Бормотание. Треск. Мягкий щелчок.
И тишина…
Лицо главного редактора Ласси Утелы, мужчины примерно лет сорока, было покрыто грубой щетиной, а в глазах застыло раздражение, которое он не мог, а может быть, и не хотел скрывать.
Он стоял прямо напротив меня, когда двери лифта распахнулись на пятом этаже. На шефе жены была длинная черная рубашка и тонкий серый свитер, темные джинсы и кроссовки. Он стоял скрестив руки на груди и с явной неохотой сменил эту позу, когда я ступил из кабины лифта в его сторону.
Самыми яркими чертами характера Ласси Утелы можно назвать зависть к более талантливым журналистам, желание избегать конфликтов, привычку сдерживать недовольство, стремление всегда быть правым. Обо всем этом мне было известно со слов Йоханны. Взгляды Йоханны и Ласси на работу репортера и основную тематику газеты все чаще и чаще вступали в противоречие. Отголоски тех столкновений доносились даже до нашего дома.
Мы обменялись долгими рукопожатиями и представились, несмотря на то что знали друг о друге. На какой-то недолгий миг мне показалось, что я играю роль в скверной пьесе. Освободив мою ру ку, Ласси развернулся и кончиками пальцев толк нул дверь. Я следовал за сердито выбрасывающим ноги Ласси. Казалось, ему не нравилась собственная походка. Мы прошли до конца длинного коридора, где располагался небольшой, площадью всего несколько метров, кабинет.