– Не мешайте ему полноценно жить, он не умеет скопидомничать, – одергивала ее Ася. Затем грубо и прямо спрашивала: – Что вам купить?
– Мне ничего не нужно.
– И я могу поить людей чаем, у меня все есть.
– Ой, не все, ой, не все, – алчно шептала Кира Петровна.
В такие минуты Ася просто убегала от нее. Когда она примеряла обновы, тетка без стука входила в комнату и критиковала их за самобытность. Напоминала, что сама отродясь не отставала от барахолочной моды: «Что люди носили, то и у меня было, хоть год отголодаю, но куплю». Лицо у нее при этом было как у ребенка возле витрины с игрушками – плаксивое, завистливое и грустное. Асе жалко ее становилось до горловых спазмов. Она старалась поскорее сделать вредной старухе подарок, но угодить ей было трудно. Обычно вещи передавались Даше: «Вырастешь, наденешь». Ася сердилась. Кира Петровна тосковала.
– Она мечтает сменить меня на посту получательницы твоих денег, чтобы развернуться, – сказала однажды Ася мужу.
– Только не это! Она нас голодом уморит. Посадит на хлеб и воду, заплатит за квартиру, а остальное отложит на черный день, будто сегодняшний – белый. Я когда-то был на мели и попросил ее выписать пару газет. В долг, разумеется. Ты вообразить не в состоянии, как она орала! Помню, у ребят занял. А она потом эту прессу прочитывала от названия до адреса редакции, – засмеялся Саша.
Ася ничего смешного в Кире Петровне не находила, но признавала Сашино право защищаться от теткиной несносности по-своему. Предположить, что он не защищается, а просто смеется, ей не удалось.
Конец ознакомительного фрагмента.