А я и не против, разведенная, на удивление без детей и совсем еще не старая, максимум сорок, и одевается, следит за собой, не то что моя Татьяна. Впрочем, мне моего возраста тоже никто не дает, ну, в стоячем положении, конечно, фигура не та, но когда сижу, да побритый-помытый, и плечи у меня широкие, разработанные, а что касается лица, Татьяна всегда мне говорит «ты мой красавец». Преувеличивает, понятно, от привязанности, но все же.
Вот Кармела и звонит, я ее звонок знаю. Не до нее сейчас, но, с другой стороны, все-таки человек в доме, если вдруг снова придут. Кроме того, отвлечься немного, успокоиться.
Сел в свое инвалидное кресло, хотя настоящей потребности в нем не ощущаю, и покатил к двери. На всякий случай проверил через глазок, она ли и одна ли. Входит веселая, несет миску с чем-то, очень кстати. Миску мне в руки, чмокнула меня в щеку и прямо к станку.
– Ах, – говорит, – ты уже закончил!
Этот коврик ее заказ был. Хватает его, вертит, щупает, ахает:
– Какой красивый! И узор какой необычный!
Мишен-ка, – это она так меня научилась называть, – ты молодец!
Я миску поставил на стол, даже не посмотрел, подъехал к ней, хочу коврик у нее забрать, говорю:
– Я его испортил, он не годится.
– Нет, нет, – опять меня в щеку, – годится, годится! И прижимает коврик к груди обеими руками, не драться же с ней.
Я говорю ей убедительно:
– Кармела, ну, посмотри сама, вещь с дефектом.
– Где? Развернула немного коврик, но держит крепко, двумя горстями.
– Вот, видишь, как я тут напутал. Я не могу такое изделие сдать заказчику, это подрывает мою репутацию. Отдай, я тебе другой сделаю, еще лучше.
Увернулась от меня, кружится по комнате, кобыла такая, девчонку из себя строит:
– А я хочу этот! А я хочу этот!
Флиртует, значит, со мной. Все потому, что чувствует себя в безопасности. Говорю уже совсем серьезно:
– Кармела, отдай коврик. Пожалуйста.
– Не отдам! Не отдам!
– Да зачем тебе бракованное изделие? И размер меньше, чем ты просила.
Остановилась, поглядела на коврик и снова прижала к груди:
– Что размер! У меня будет особенная вещь. Красивая, но с брачком, совсем как ты.
И улыбается, думает, это мы с ней шутки шутим. Не знает, до чего некстати.
Я подъехал к ней, взялся за коврик, тяну – не отдает, смеется, и пятится к двери, и меня на кресле за собой тащит. А дернуть как следует боюсь, порвется, да еще в самом опасном месте, где я в спешке слабо заплел. Я с кресла слез, сразу согнулся, конечно, но коврик не выпустил.