…
Какое хорошее, бодрое и ясное пробуждение… никакой боли, только глаза нечётко различают объекты.
– Kazhica, on prihodit v sebya[1]
– Кто здесь?
– Priva. Ne bois’. Ya – Sirena. Eta – doctar Gorlav.[2]
Похоже, какая-то блондинка-тинейджер… И зачем так коверкать язык?
– Здравствуйте, больной, – а вот и мужской бас, но говорит так, будто делает над собой усилие… может, он иностранец? – Я буду стараться говорить так, как вам привычно. Вчера специально для етого про-шёл курс обучения, – ничего не понимаю. – Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
– Спасибо, док. Всё окей. Небо и земля по сравнению с тем, что было… – мучительно ворвались воспоминания о моём предыдущем пробуждении.
– Так и должно быть. Это благоприятное действие нанотерапии. Если п мы приехали чуть позже, боюсь, вы, как минимум, потеряли п ноги, а могли и вовсе не выжить.
Пока он это говорил, глаза привыкли к свету и я смог осмотреться – обстановка не была похожа ни на что знакомое мне. Люди были одеты в белое, но это были абсолютно нереальные ткани и покрой, а их волосы были то ли седыми, то ли белёсыми, как у альбиносов. Складывалось впечатление, что я попал на съёмочную площадку фантастического фильма.
– Такое впечатление, что я попал на съёмочную площадку фантастического фильма… что-то уж слишком стерильно для больницы.
– По нашим подсчётам вы пробыли в состоянии летаргического сна около ста лет.
В голове вспыхнула и заставила поморщиться какая-то болезненная вспышка.
– Какого сна?.. Сколько?!!
– Esli tohna, to sta adin got.[3]
Неожиданно на её голос среагировала мужская часть моей нервной системы. Голос был не просто женским, а таким женским грудным… который зовёт каждого мужчину на подвиги, который бодрит и горячит кровь, который сулит ему острое наслаждение и глубокое удовлетворение… Это был голос женщины из моих снов.
– Да, Сирена права… А что, вас это удивляет? (да он смеётся надо мной) Вы ета не планировали?
– Стоп, доктор… я, что, идиот, планировать сон на сто лет?! Или вы шутите так? Нас, может, камера снимает? – они тревожно переглянулись.
– Ета правда. Мы не шутим. Вы родились в девятьнадцать семьсят-третьем году. Так?
– Эмм… Типа в тысяча девятьсот семьдесят третьем? Ну да.
– А в девятьнадцать девяностодевятом замедлили свои процессы бромидами и уснули, – кто им сказал про бромиды? – Так?