– Здравствуй Карл, – умиляется Грета. И видит, как медленно, но верно расцветают ее фиалки.
– Ты не изменилась, – Карл смотрит в окно, но видит то, что не подвластно зрению.
– Прошли годы, – вздыхает Грета. – Твоя чашка не изменилась, ты не изменился, а я постарела.
– Какие глупости, – Карл наконец повернулся и взглянул Грете в глаза.
– Слышишь шорох?
Грета прислушалась, за окном действительно что-то шуршало, трещало, гудело. Еле слышно, но все же.
– Это шаги времени, Грета. Вокруг, дом они не задевают. И если выходить на улицу через крышу, а палисадник пересекать влет, то время тебя не достанет.
– Правда твоя Карл, только я не умею летать, – мягко возражает Грета.
А про себя думает, что может быть ошибается. Рядом с Историком невозможно быть в чем-то уверенной на сто процентов, особенно в чем-то эдаком. В чем «эдаком» Грета так и не сформулировала, но ей почему-то стало гораздо легче в ногах и невесомей в ладонях. Того и гляди взлетит. А ведь секунду назад была уверена, что не сможет. Вот что значит – присутствие Карла.
Грета сдалась:
– Ладно, давай пить кофе.
– Но только на крыше, – ухмыляется Карл. – А потом я покажу тебе, откуда ведут мои следы к твоему дому.
Грета обрадовалась. Никогда еще ей не делали таких заманчивых предложений.
– Только возьми мой плащ-видимку, мне сегодня совершенно необходимо, чтобы меня имели во внимании и принимали на вид, – говорит Карл уже с верхней ступени лестницы, ведущей на чердак. В одной его руке поднос с кофейником, молочником, сахарницей, и розовой чашкой от сервиза, а в другой – его любимая чашка.
Ну да, – припомнила Грета, – этому подносу, созданному каким-то случайным сновидцем, Карл никогда не доверял. По крайней мере – свою единственную любимую чашку.
– А еще я был в странном месте, где живут полулюди-полупризраки, – говорил Карл, и лестница под его легкими шагами еле слышно вздыхала, – самое страшное время для них наступает, когда им приходит время рождаться, представляешь?
Грета глупо хихикнула. Надо же – рождаться! Ужас какой!
Потом подумала – действительно ужас, люди бояться смерти, полулюди-полупризраки – рождения, а по сути все бояться того, в чем не разбираются. А как только поймут, что это одно и то же, так сидят на облаках, нежно обнимая золотые арфы, недоверчиво щупая новорожденные крылья, и плачут от умиления.