Под щебетание Машки я приступил к позднему
ужину. Вредно, конечно, картошку с курочкой почти в полночь
поглощать, каюсь грешен. Причем каюсь искренне, ибо слаб человек, а
устроившийся на работу и восстановивший мир в семье, слаб
вдвойне.
Супруга, по-моему, уже совсем забыла, что
собиралась подробно расспросить меня о работе, все ее мысли
занимали образы грядущей счастливой и самое главное обеспеченной
жизни. Причем это началось не так давно, я всерьез не мог
определиться, чего здесь больше, влияния медиапространства или
тещиных науськиваний? Промыкавшись со своим дипломом искусствоведа
года четыре по разным музеям и вернисажам, Машка отчетливо поняла,
что искусство нынче абсолютно не в почете, за это не то, чтобы не
платят, это просто никому неинтересно. Пустынные картинные галереи
и невозможность поделиться хоть с кем-нибудь изящностью мазков
кисти Тициана или прелести кубизма Пикассо постепенно привели Машку
к депрессии о бренности мирского бытия и необходимости искать себя
в жизни заново. Я старался поддерживать ее как мог, объяснял, что
мы не голодаем и живем на уровне далеко выше среднего, но для Машки
всегда разрушения придуманных ей идеалов превращалось в
трагедию.
Потихоньку ситуация выправилась, и она даже
начала подыскивать себе новое занятие, но тут в дело вмешалась
теща, которая убеждала дочь, что ее основное предназначение сидеть
дома и варить мне борщи. До борщей, хвала богам, дело не дошло,
все-таки я не настолько еще уверен в отечественной медицине, но
Машка прочно и основательно поселилась дома.
Думаю, здесь есть и моя ошибка, надо было
настоять хоть на каком-то деле. От безделья сходят с ума быстрее
всего, и моя сегодняшняя семейная война – наглядный тому
пример.
-
Слушай, – Машкины глаза заблестели. – Так мы все-таки сможем с
тобой на новогодние праздники куда-нибудь отдыхать поехать. Вот,
давай в Питер, мы давно хотели погулять по Невскому проспекту без
дождей.
Это правда, в Питере я и Маня вместе были
всего два раза, но почему-то обязательно попадали в ливень. В
первый приезд мы оказались абсолютно не готовы к такому катаклизму,
и часа два отогревались чаем в какой-то кафешке на Невском. Потом я
плюнул на все и заказал коньяк. Глядя на меня, Машка попыталась
выпросить у официанта порцию глинтвейна, но в итоге тоже
согласилась на коньяк. Её еще так развезло тогда, что она полночи
ко мне приставала со всякими
непристойностями.