— И всё же, мы разные, Годрил, — задумчивость эльфийки перетекла
в полный грусти голос, — традиции и новаторство не совместимы в
одном союзе, как ни старайся объединить. И понять мы друг друга не
в состоянии. Прощай, милый друг. Больше не вздумай марать моё
светлое имя. — она впервые так ко мне обратилась за всё время и от
этого обращения мурашки пробежали у меня по спине, неужели это
правда и нам придётся расстаться навсегда?
После этих слов эльфийка ушла не оглядываясь, Рукс провожал её
глазами полными грусти и немного поскуливал от накала нашего
разговора, будто по-настоящему всё понимал.
На моём искажённом лице отразились все эмоции, безнадёга,
опустошённость, угнетённость и другие, все не из лучших. А
главенствовал над всеми гнев, ярость на несовершенство Эруфума, на
пробравшиеся и сюда идеи неизменности и застоя, отречения от всего
нового, хоть и желанного. Держался я лишь до того момента, как она
ушла. Так же как и пришла, не попрощавшись, не сказав ни слова,
полностью оправдав мою уверенность в том, что дальнейший разговор
не имеет смысла.
Я выпустил эту ярость и побежал. Осознание куда бегу и как
огибаю препятствия отключилось, временами я заскакивал на спину
ракента и мчался верхом, управляя им подчинением. Очнулся, лишь
когда оказался в Долине надутых одурей. Воспоминания казались
чем-то неприятным, последние события всё перевернули с ног на
голову. И эти твари, что кусали меня! С них началась моя
влюблённость в светлую эльфийку. Когда она не просто проявляла
сострадание, а уже заботу.
В гневе выхватив оружие, я рубил эти горячо любимые ею ветви
деревьев, топтал её любимые цветы. А когда выбежал на поляну с
небольшой стайкой непуганых поддрунных кримов, на глаза попался тот
самый ядовито-зелёный, что меня покусал. Как ни в чём не бывало он
стоял и пощипывал траву.
В глазах стало мелькать, я словно переключался с обычного зрения
на истинное, природное. Только окрашено оно было красноватым
оттенком. Я окончательно установил магическое зрение и машинально
отмахнулся от зелёного крима, который как раз повернулся в мою
сторону. Я вложил всю ненависть в движение, будто этим мог как-то
развеять свою боль утраты. Эффект вышел неожиданный. Ящер сначала
стал разгоняться, но затем, красные вплетения, что были видны в
истинном зрении, натянулись и лопнули. Их будто удерживали и
дёргали, пока не порвали окончательно. Вернулось обычное зрение и
тут я увидел окровавленное тело крима. Кожа его в нескольких местах
разорвалась, будто из него что-то вытянули.