Поддубный дожевал хлеб, глотнул пива. На пирсе тем временем происходило следующее. На борт грузо-пассажирского пароходика поднималась с пожитками семья сельчан. Перенести корзины, сундуки, мешки и свертки труда не представляло, даже телегу закатили по сходням. А вот с кобылой оказалось посложнее. Не хотела она ступать на раскачивающиеся над водой доски, сколько ни тащил ее за уздечку хозяин. Не помогали ни грозные крики, ни ласковые слова. Животное испуганно ржало, задирая морду к небу, словно его вели не на судно, а на убой.
– Чтоб тебя волки порвали! – кричал хозяин, размахивая кнутом. – Не пойдешь, цыганам продам! На колбасу пойдешь!
Рядом уже собирались ротозеи. Кобыла от этого еще больше пугалась, шарахалась, грозя сорваться в воду.
– Ну что, договорились? – напомнил о себе носатый, перепуская карты змейкой из одной руки в другую. Он даже не глядел на них, казалось, что карты летают сами по себе.
– Не договорились, – Поддубный допил пиво, положил остатки хлеба в карман, предварительно завернув их в кусок полотна, и поднялся из-за стола.
– Зря, очень зря! – крикнул ему вдогонку краснолицый. – Подумайте, уважаемый.
А Иван уже выходил к сходням. Хозяин кобылы уже потерял терпение, особо раздражали его любопытные. Публика собиралась не только у пристани. Из открытых окон ближайшей конторы за происходящим следили уже и служащие.
– Ну, чего уставились? – зло бросал хозяин тем, кто пялился.
– А смотреть не запрещено, – нагло отвечал мальчишка с босыми ногами. – Тут город, дядя.
Хозяин еще раз ударил животное кнутом. Лошадь вырвалась. Пробежала круг и остановилась. С черных губ капала пена, грива тревожно подергивалась.
– Кто ж так со скотиной разговаривает? – мягко произнес Иван, выходя из толпы.
Хозяин кобылы тут же понял, что перед ним стоит такой же сельский житель, как и он сам, а потому смягчился:
– Да чего я уже только не пробовал! Не хочет идти на судно, хоть ты ее волоком тащи.
– Боится. Она ж моря отродясь не видела, да и шумно тут. – Поддубный сунул руку в карман пальто и протянул на ладони кобыле кусок хлебного мякиша. – Ну, иди сюда, иди…
Животное повернуло голову, некоторое время смотрело на Ивана, словно пыталось понять, можно ли доверять этому человеку, и… успокоилось, потянулось губами к хлебу, слизнуло его, доверчиво ткнулось влажным носом в ладонь.