То, до какой степени он увлекается частной жизнью императоров, доказывает, между прочим, биография Августа. Здесь он не посвящает завоеваниям Августа даже полной главы, между тем отводит целые пять глав описанию его наружности и фигуры, а также рассказам о его здоровье и мерах к его сохранению. Две главы говорят о его любимых блюдах и питании вообще. Наконец, три письма Августа приведены в доказательство, что он был страстным игроком в кости. В жизнеописании Нерона десять глав отведено описанию артистических наклонностей императора-актера.
Несомненно, у Светония есть желание сделать свою книгу не серьезной, а занимательной для массы читателей. Его биографии были интересны, прежде всего, людям, с которыми он жил, людям, в значительной степени утратившим интерес к политическим делам и крупным вопросам и все более и более терявшим охоту браться за что-либо грандиозное. С тем большей охотой читали эти люди рассказы о всевозможных пикантных анекдотах и похождениях, подчас граничивших со скандалом, забывая, что il est certain que la découverte des erreurs n'est importante et utile ni à la prospérité de l'état, ni à celle des particuliers[34]. Это Dangeau императорского двора, это секретный историк своего времени, в противоположность публичной истории Тацита.
В этом отношении Светоний мог вполне удовлетворить своих читателей, что видно и из большего уважения, которым он пользовался в древности и в Средние века, когда был одним из популярнейших авторов, и из многочисленности его подражателей и компиляторов, и из того, наконец, что его книга дошла до нас в несравненно более полном виде, чем исторические произведения Тацита, его современника.
Его труд так же скандально откровенен, как и сами деяния цезарей; но нелюдимый кабинетный ученый был слишком нравствен для того, чтобы находить внутреннее наслаждение, правдиво рисуя, во всей их страшной наготе, пороки и разврат императоров. Правда, иногда он передает такие вещи, которые, при более строгой проверке первоисточника, оказываются преувеличенными или извращенными, например рассказы об интимной жизни Тиберия. Но подобные рассказы были в обычае времени, и от них не свободен и Тацит, не любимый за это Наполеоном. К тому же нельзя было когда-то притесняемым не чувствовать жгучей ненависти к мертвым тиранам, а эта ненависть заставляла выдавать нечто чудовищное за достоверное и верить самому невероятному.