Дону Хуану вспомнились стихи сеньора Бертрана де Борна, великого друга Кастилии – единственного поэта, которого он читал. Этот французский рыцарь в шестьдесят с лишним лет облачился в доспехи, чтобы биться с маврами под знаменами короля Альфонсо VIII Благородного. В жестоком бою поэт потерял правую руку…
Сколько раз Тенорио, проезжая Триану, вспоминал сервент Бертрана де Борна о подлых горожанах, евреях и мужиках:
Ничтожный люд, торговый сброд,
Вонючий рыночный народ —
Рожденные из грязи,
Тупые обормоты!
Отвратны мне до рвоты
Сейчас, подъезжая к мосту Сан-Тельмо, дон Хуан даже запел вполголоса:
Когда такой паршивый гад
Напьется – черт ему не сват! —
Заносчивый невежда.
Так розгами хлещите их,
Клеймите их, снимайте с них
Последнюю одежду!
Сзади послышался насмешливый голос:
– Пой громче, мой дорогой Хуан! Я тоже очень люблю этот сервент!
Дон Тенорио обернулся. Его стремительно нагонял товарищ по веселым проказам молодости – сероглазый юноша редкой красоты. Коротко стриженные волосы[3] отливали бронзой, белое от природы лицо было украшено тонкими, словно нитка, рыжеватыми усами, ровным полукругом огибавшими чувственный рот и смыкавшимися на подбородке. Вороной скакун арабской породы выглядел куда свежее, чем пегая кобыла дона Хуана де Тенорио, хотя оба всадника проделали одинаковый путь.
Весь прошлый вечер и минувшую ночь они ехали бок о бок, и лишь несколько минут назад спутник дона Хуана задержался по нужде. Вид его был плачевен: пыльный сирокко, смешавшись с ночным туманом, пропитал грязью дорожное платье юного красавца. Впрочем, плащ дона Хуана выглядел не лучше.
Оба путника так хотели есть, что уже и не чувствовали голода, лишь испытывали противную, сосущую пустоту в желудках.
Дон Хуан запел громче. Он безбожно фальшивил, не будучи наделен музыкальным слухом, да еще и смешно подвывал в конце каждой строфы – дань исконному, протяжному говору коренных севильянос. В Андалусии это было общепринято. А вот в центральной и северной Кастилии над севильским выговором презрительно смеялись, называя андалусцев «ненастоящими кастильянос».
Пускай горшечник с торгашом
В мороз попляшут голышом.
Друзья! Забудем милость,
Чтоб мерзость не плодилась.
Друзья! Девиз у нас таков:
Плетьми лупцуйте говнюков,
Купцов-заимодавцев!
Заройте их, мерзавцев!