Крохи бытия - страница 26

Шрифт
Интервал


в этот полунедельный прогон
и отметившись в консульстве русском
у гебешников, снизивших шмон,
не жалеть о минувших утратах,
хоть не манит и здешний уклад
муравейника – к дому, к пенатам,
что на полках понурые спят.

Из второго ряда

Если душа родилась крылатой…

М. Цветаева
Как прикоснешься к великим, сразу
стыд подопрет – ты не столько мелок,
сколько ленив: не отделал фразы,
мысль не додумал в чаду поделок.
И не сказать, что повязан бытом
или совсем уж не вышел рыльцем —
не выделялся, не бил копытом,
чтобы мечте потаенной сбыться.
Здесь притаясь, из второго ряда,
как летописец при общей стыни,
прятался в стол, и внутри тетрадок
клики восставших, рабов унынье.
Будем судимы ль, промчимся мимо —
вряд ли оракул какой просвищет,
призванных долг – не сводить в терпимость
спесь вороватых и зависть нищих.
Вроде, учитель – не создал школы,
свет открывая – блуждал в потемках,
страсть создающих, бездетность полых
лишь отражая и то негромко.
Знать, не настолько душа крылата —
ей бы сорваться от будних весей,
перечеркнув никчемный остаток,
чтоб захлебнуться последней песнью…

К чувству родины

(в ответ оппоненту)

Знаем, родину не выбирают,
не сложилось – ничья вина:
ты теряешь – она теряет,
ты не в силах – она больна.
Эмиграция… раньше ль, позже…
Кто отчаяться не привык —
те же книги на полках, тот же
стол рабочий, родной язык,
для друзей открытые двери,
сад чуть меньший, процветший весной.
Чувство родины не измерить
показухой чьей-то шальной.
Цепи внешние временем смоет,
а без кровных, как ни мудри…
Мы увозим ее с собою,
ту, что бьется у нас внутри,
эмиграция – лишь дорога
обретенья на полпути.
Это как с потаенным богом —
все идти к нему и идти.

Неистовый май

Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…

Из песни на стихи
А. Фатьянова
Запроданный май распускает салют,
для выживших днесь «особистов»,
а жертвы… им то же есть пара минут,
и хватит… Но он так неистов,
что сбились со счета – какая весна
в свои хороводы сманила!
Казалось, довольно, копилка полна,
уже на соблазны нет силы —
как вдруг про окопы в гнилом феврале
забыв, кровожадность расплаты,
язычества пиршество в каждом дупле.
Метаться, кружиться пернатым
под ритм перводвигателя, под мотив
природы, с теплом запоздавшей,
и клеить семейное счастье, сменив
наивные детские шашни
на кров хоть какой-то, на крышу, полы,
сплетенные пухом и травкой,
где вот уж птенцы обживают углы,