* * *
Вернёмся к женщинам, продающим своё тело, с которыми столкнула меня судьба и которых таковыми я воспринять так и не смог. Может быть, Богу – Богово, Цезарю – Цезарево, а падшим— падшее. Хотя оттуда, где они находились, мир представлялся в более правдивом свете, отчего для жизни им требовалось меньше масок и… Не знаю, как это сейчас выразить, но внутри них была какая-то, скрытая налётом профессии и окислом переживания от неё, чистота души – той большей её части, которой этот блуд не коснулся. Оттого обе они казались честнее и преданнее многих, считавших себя гораздо выше, но бывших, в сущности, просто шлюхами, ублажающими свои похоти, а то и такими средствами добивающимися своих целей. Это касалось и касается не только многих женщин вне этой профессии, но и огромного количества мужчин. Не мне говорить о морали, но порой, нет сил сдержаться.
Обеим женщинам я благодарен, и вспоминаю с теплом и огромным сожалением их преждевременные смерти. По всей видимости, в своей профессии они достигли уровня, позволяющего выбирать, обходиться без посредников и работать с приличной клиентурой. Жизнь первой остановил возомнивший себя владельцем собственности на неё и поступившим, будто с вещью, как заблагорассудится, пристрелив, как собаку, похоже, просто не сумев подняться на её уровень и добиться взаимности. Он уже давно покинул Россию, и кто знает, где сейчас затерялись его кости…
Вторая, Милена, в день своего рождения отказалась «принимать» важных гостей и была наказана чем-то похожим на «субботник»[18] с такими страстями, которых не выдержали бы сами участники этих издевательств. Наверное, просто желание побыть одной показалось дерзким неповиновением. По стечению обстоятельств, этими людьми оказались милиционеры.
К тому времени мы почти не общались, но она всегда могла меня найти по оставленному номеру пейджера, который я никогда и никому не давал, за редким исключением. На сообщение что-то вроде: «Ты мне нужен, пожалуйста» – я не смог появиться раньше чем через сутки, и это решило её судьбу. Приди я во время, всё было бы по-другому. Опоздав, а ехать пришлось из другого города, я застал только медиков, выносивших из подъезда уже похолодевший труп. Из-под простыни свисала кисть руки с ссадинами и кровоподтёками, и, удивительно, один палец венчало колечко с рубином, подаренное мною, но никогда ею не одевавшееся…