8. Большая часть этого общества состояла однако ж из первобытных, коренных обитателей южной России. Доказательство в языке, который, не смотря на принятие множества татарских и польских слов, имел всегда чисто славянскую южную физиогномию, приближавшую его к тогдашнему русскому, и в вере, которая всегда была греческая. Всякий имел волю приставать к этому обществу, но он должен был непременно принять греческую религию, это общество сохраняло все те черты, которыми рисуют шайку разбойников; увидеть в нем зародыш политического тела, основание характерного народа, уже в начале имевшего одну главную цель – воевать с неверными и сохранять чистоту религии своей. Это однако ж не были строгие рыцари католические: они не налагали на себя никаких обетов, никаких постов, не обуздывали себя воздержанием и умерщвлением плоти; были неукротимы, как их днепровские пороги и в своих неистовых пиршествах позабывали весь мир. Все было у них общее – вино, цехины, жилища. Вечный страх, вечная опасность внушали им какое-то презрение к жизни. Но в нападениях видна была вся гибкость, вся сметливость ума, все уменье пользоваться обстоятельствами. Нужно было видеть этого обитателя в полу татарском, полу- польском костюме, на котором так резко отпечаталась пограничность земли… Этот казак после набега был бессмысленно пьян и беспечен до следующего набега.
9. Казалось существование этого народа было вечно. Он никогда не уменьшался: выбывшие, убитые, потонувшие заменялись новыми… Это скопление мало – помалу получило совершенно один общий характер и национальность, и чем ближе к концу 15 века, тем более увеличивалось приходившими вновь. Наконец, целые деревни и села начали поселяться с домами и семействами около этого грозного оплота, чтобы пользоваться его защитою с условием, за то некоторых повинностей… Сабля и плуг сдружились между собою и были у всякого селянина…
Разгульные холостяки вместе с червонцами, цехинами и лошадьми стали похищать татарских жен и дочерей и жениться на них. От этого смешения черты лица их, вначале разнохарактерные, получили одну общую физиогномию, более азиатскую. И вот составился народ, по вере и месту жительства принадлежавший Европе, но между тем по образу жизни, обычаям, костюму совершенно азиатский народ, в котором столкнулись две разнохарактерные стихии: европейская осторожность и азиатская беспечность, простодушие и хитрость; сильная деятельность и величайшие лень и нега; стремление к развитию и усовершенствованию – и между тем желание казаться пренебрегающим всякое совершенствование».