– Слава Богу, что это не произошло, а ты бы мы сейчас не беседовали с Вами. Рассказывайте, пожалуйста, дальше.
– Мы разговаривали с утра до обеда и после обеда – целый день. Я много расспрашивал его о Берлине. У меня была карта и я, согласно конкретному заданию, должен был хорошо изучить город. Это отвлекало его. Он думал, что я готовлюсь для заброски в Берлин и не допускал мысли, что я возглавлю его команду. Поэтому, надеясь, что меня сразу схватят, он охотно отвечал на вопросы, возможно, и вводя «простака» в заблуждение. Нойман показал мне даже свою улицу и примерное расположение дома. Но родом он был из Потсдама, где жила его мать. А в Берлин он переехал после Первой мировой войны, когда правительство дало квартиру для семьи его погибшего отца.
– В каком чине был его отец?
– Не помню, что он ответил, но точно офицером. А в 1918 году произошла революция и у них, и у нас. Он окончил школу и пошел в военное училище. Его сразу забрали в Абвер. Первая работа – Испания.
– В какой местности Испании он работал?
– На севере. Он забрасывал свою агентуру в республиканскую армию и внедрял провокаторов среди населения.
– Какой цвет волос был у Ноймана?
– Такой же, как у меня, – шатен, глаза голубые, и даже роста одинакового. У него был денщик. Но жили они в разных комнатах. Денщик чистил ему мундир и сапоги. Но, на допросы денщика я не вызывал. А следовало бы.
– Нойману давали книги?
– Он любил просматривать подшивку «Огонька». Даже делал пометки. Например, на фотографии, где Сталин на мавзолее принимает первомайский парад, он написал: «Почему рядом со Сталиным только гражданские лица, а где же военные? Где генералы?» Каждый раз, когда он был у меня на допросах, сотрудники НКВД просматривали все его вещи и обо всем мне докладывали. Как-то он сделал пометку на фотографии борца Гурского. Гурской тянул 3-х лемехный плуг. Нойман написал: «Фантастический человек». Видимо, ему нравились сильные люди. У Гурского была сестра – тоже сильная. Она вышла замуж за одного днепропетровца. Как-то она с мужем была в цирке. Там выступал борец, который легко укладывал здоровых мужиков. Этот борец обратился к публике, кто желает помериться с ним силой? Цирк молчал. Тогда сестра Гурского крикнула: «Я»! Цирк замер. Женщина вышла на ковер. То ли борец опешил, то ли у нее действительно была зверская сила, но она его положила на лопатки под восторженные аплодисменты публики. Когда она вернулась на место, мужа не было. Он сбежал то ли со страху, то ли со стыда. Нойман искренне смеялся, даже хохотал. В этот момент его расслабления мне удалось схватить большую частицу его внутреннего я.