Капитан Богдасаров дал время «переварить» услышанное.
– Как часто ты обращаешься к врачу? Когда последний раз у него наблюдался? – продолжал задавать вопросы сотрудник следственного отдела Дамир Денисович.
Но Мирон уже, теряя сознание, перестал слышать и дышать. Перед ним были лишь лежащие на земле воздушные змеи его детей, и даже дом под номером 121 для него перестал существовать.
– Мирон Данилович! – начал трясти его за плечи, приводя в чувство, Богдасаров.
Отца охватила минутная слабость, он пришел в сознание и с ужасом смотрел на полицейского. Нельзя убедить себя и поверить в содеянное. Представленная капитаном версия выглядела очень правдоподобно. Но мозг не соглашался, отрицал любую возможность поверить в произошедшее. Сказать себе, что ты болен и тем более псих – само по себе нелепо и противоестественно. Но в глубине души Мирон по-настоящему испугался.
– Дай мне пару дней прийти в себя, – обреченно обратился Мирон к следователю.
– Мирон, ты не обвиняемый и не задержан. Дети дома и в безопасности, но ты подумай о себе и, главное, подумай о них. Обратись к врачу, пройди курс лечения, не подвергай очередному недоразумению свою семью.
Мирон был не из тех, кто принимает советы по поводу своей семьи, он не терпит нравоучений от неизвестного человека. Но тут он оказался принижен страхом от возможной правоты со стороны сотрудника полиции.
На предложение капитана подвезти его Мирон ответил отказом. Он понимал, что сейчас должен оказаться один на один с собой и с регулярным, не покидающим его ночным кошмаром.
По пути домой Мирон зашел в один из сетевых алкогольных магазинов и долго стоял у прилавка, выбирая различные марки крепких напитков.
***
В 2:22 сработал будильник. Сказать, что Мирон крепко спал, означало соврать. Он ждал с закрытыми глазами своего часа. Его стадия искупления вот-вот начнется. В полумраке квартиры Мирон вышел в просторную комнату. На полу у дивана лежал полукруглый палас. Мирон, скатав его, поставил к стене. В центре зала вокруг себя расставил девять бутылок водки.
Его страдания были обусловлены собственным желанием расплатиться мольбой и болью с его товарищем, что погиб, в том числе и по вине Мирона, в достаточно юном возрасте.
Откровенно говоря, сегодня столь мучительных терзаний он не испытывал. В Мироне зрела новая боль. Боль от мысли быть угрозой для своих детей. Навсегда для них оказаться психически больным, невменяемым и опасным для людей и общества человеком. Позор, стыд, презрение.