Но не всё было в порядке. На бампере была вмятина.
– Можете идти. Вмятина там и раньше была, всё нормально.
– Всё-таки давайте обменяемся контактами на всякий случай, чтобы потом не ругали меня почём зря.
Я протянул карточку со своим адресом и телефоном. Он не хотел брать.
– В этом нет необходимости.
Стылый голос без всякого выражения.
– Вы живёте неподалёку?
Вместо ответа он вдруг посмотрел мне прямо в глаза. Холодный змеиный взгляд. Я уверен, что в тот момент мы поняли друг о друге всё.
Он записал своё имя и контактные данные. Почерк как у ребёнка. Зовут Пак Чутхэ. Я зашёл за машину, чтобы ещё раз проверить причинённый ущерб, и вдруг увидел, что из багажника джипа капает кровь. А ещё почувствовал на себе его взгляд. Он рассматривал меня, смотрящего на капли крови.
Если люди увидят, как из багажника охотничьего джипа сочится кровь, они подумают, что в багажнике олень или другое животное. Я подозревал, что там спрятан человеческий труп. Хорошая маскировка.
*
Кто же это был? Испанский, нет, аргентинский автор. Не помню, как зовут. Ну, в общем, в каком-то рассказе был такой сюжет: старый писатель прогуливался по набережной, встретил молодого человека, и они разговорились, сидя на скамейке. И только позже он понял, что тот молодой с набережной был не кто иной, как он сам. Если бы я встретил молодого себя, смог бы я это понять?
*
Мать Ынхи была моей последней жертвой. Когда я возвращался, избавившись от её трупа, врезался в дерево, и моя машина перевернулась. Полицейский сказал, что я ехал слишком быстро и не справился с управлением на извилистой дороге.
Мне сделали две операции на головном мозге. То, что стало происходить со мной после операций, я сначала считал побочным эффектом от принимаемых лекарств. Я лежал в общей больничной палате, но на душе было невероятно спокойно, и это спокойствие меня не оставляло. Раньше, стоило лишь услышать чью-нибудь болтовню, сразу охватывало сильнейшее раздражение. Голоса людей, делавших заказ в ресторане, детский смех, женская трескотня – всё это я ненавидел. И вдруг – внезапно наступивший покой. Я думал, это всего лишь передышка для моего вечно встревоженного сознания. Но нет. Словно человек, теряющий слух, я был вынужден привыкать к необычной внутренней тишине и незнакомому мне спокойствию. То ли из-за шока, полученного во время аварии, то ли из-за хирургического вмешательства, но в моей голове явно что-то изменилось.