Остаток пути он пребывал далеко не в столь радужном настроении, как в первую его половину. У него как будто вдруг открылись глаза, и он, в очередной раз оглядевшись и хорошенько присмотревшись к окружающему и окружающим, понял наконец, как он заблуждался всё это время относительно самого себя и того повышенного, крайне лестного для него внимания, которое якобы было обращено на него со стороны чуть ли не всех поголовно особей женского пола, наблюдавшихся им вокруг. Теперь это странное и довольно забавное самоослепление, которому он бывал порой подвержен, внезапно закончилось, и он вынужден был признаться себе, что, кажется, никто, кроме Наташи, на него не смотрит, а если кто-нибудь иногда и скользнёт взглядом по его лицу или фигуре, то лишь случайно, мельком, никак не выделяя его в этом огромном многоголовом сборище, где таких, как он, молодых, внешне привлекательных, настырных, не в меру самодовольных и самонадеянных, мнящих о себе, без особых на то оснований, бог знает что, и усиленно изображающих из себя что-то, было пруд пруди.
При этом он не переставал пожирать глазами обворожившую его неизвестную красотку, в надежде, что она вновь, как минуту назад, почувствует его сосредоточенный, жгучий взгляд, не отрывавшийся от неё ни на миг, уловит исходившие от него страстные флюиды и обернётся в его сторону. И их глаза опять встретятся, но теперь уже не мимоходом, не на короткое мгновение. И скажут друг другу что-то важное, насущное, волнующее их обоих, и всё поймут, и, быть может, даже безмолвно договорятся о чём-то…
Но незнакомка, вероятно, ничего не почувствовала, не уловила никаких флюидов, которых, по-видимому, и не было вовсе, и никакого бессловесного разговора посредством одних лишь взглядов между ними не произошло. Она до самого конца пути так ни разу и не обернулась назад и даже мимолётно, даже вскользь, не говоря уж о чём-то большем, не взглянула на него. Более того, как будто зная, что кто-то из идущих сзади упорно и назойливо преследует её своим взором, и желая досадить ему, она перестала поворачивать голову по сторонам. В результате он утратил возможность видеть её лицо даже в профиль и всю оставшуюся часть дороги вынужден был созерцать только её фигуру – хотя и это было для него сейчас немало, – высоко и гордо посаженную голову и распущенную по плечам пышную, тяжёлую копну белокурых, отливавших серебром волос, осенявших её голову точно сияющим ореолом.