– Я? Деньги трачу? За кого ты, сударь, меня принимаешь? Разве не довольно, что я запросто держу себя с хамами, так еще и платить? Фавором я полагаю позволение платить за свою персону.
– А Богун этот что тут делает?
– Он? У него, как и у прочих, ушки на макушке насчет новостей из Сечи. За тем и приехал. Это же любимец всех казаков! Все с ним, точно потаскухи, заигрывают, потому что переяславский полк за ним, а не за Лободой пойдет. А кто, к примеру, может знать, к кому реестровые Кречовского перекинутся? Брат низовым Богун, когда нужно идти на турка или татарву, но сейчас осторожничает он ужас как, ибо мне по пьяному делу признался, что влюблен в шляхтянку и с нею пожениться хочет; оттого и некстати ему перед женитьбою с холопами брататься, оттого он ждет, чтобы я его усыновил и к гербу допустил… Ай да мед! Ай хорош!
– Налей же себе, ваша милость, еще.
– Налью, налью. Не в кабаках такой продают.
– А не интересовался ли ты, сударь, как зовут эту самую шляхтянку, на которой Богун жениться собрался?
– А на кой мне, досточтимый наместник, ее имя! Знаю только, что когда она Богуну рога наставит, то будет госпожой оленихой величаться.
Наместник почувствовал огромное желание дать пану Заглобе по уху, а тот, ничего не заметив, продолжал:
– Ох и красавчик был я смолоду! Рассказал бы я тебе, за что муки в Галате принял! Видишь дырку во лбу? Довольно будет, если скажу, что ее мне евнухи в серале тамошнего паши пробили.
– А говорил, что пуля разбойничья!
– Говорил? Правду говорил! Всякий турчин – разбойник. Господь не даст соврать!
Дальнейшая беседа была прервана появлением Зацвилиховского.
– Ну, сударь наместник, – сказал старый хорунжий, – байдаки готовы, гребцы у тебя люди верные; отправляйся же с Богом, хоть сейчас, если желаешь. А вот и письма.
– Тогда я велю людям идти на берег.
– В какие края ты, ваша милость, собрался? – поинтересовался пан Заглоба.
– На Сечь.
– Горячо тебе там будет.
Однако наместник предупреждения этого уже не слышал, потому что вышел из дому на подворье, где при конях находились казаки, совсем уже готовые в дорогу.
– В седло и к берегу! – скомандовал пан Скшетуский. – Лошадей перевести на челны и ждать меня.
В доме тем временем старый хорунжий сказал Заглобе:
– Слыхал я, что ты, сударь, с полковниками казацкими якшаешься и пьянствуешь с ними.