Двое парней пытались за плечи и за
ноги поднять лежащего.
— Руки в стороны! Отошли! —
приходилось уже орать, форсируя голосовые связки
— Да мы на воздух хотели... —
забурчал один.
— А ты кто такой будешь? — попытался
наехать второй.
Ну конечно! Вот и неравнодушная
общественность!
— Это тебе потом объяснят, —
спокойно, глядя прямо в глаза «наезжальщику», — а ты, в свою
очередь, объяснишь, за что ты его угробить хотел.
— Что-о-о?
Уже негромко, обращаясь к первому
«помогальщику», да и ко всем остальным:
— Куда, на фиг, вы его тащите?!
Явный перелом со смещением, — показал на правую голень,
искривленную под неестественным углом, — сейчас осколками кости
сосуды повредите, и хана. Кто его родным будет объяснять, почему вы
его убили?
По толпе прокатился ропот. Поднял
руки, ладони на уровне груди, как бы отталкивая народ.
— Отойдите шагов на пять, дайте
место. Вот ты, дружище, если на самом деле хочешь помочь, отодвинь
людей, дай мне место для работы.
— Ага... Братва, ну-ка давайте
двигайте, видите — человеку мешаете!
Ну-с, что тут у нас? Лежащий без
сознания, по крайней мере глаза прикрыты и... хм, не разговаривает.
Бледноват, но не чрезмерно, на сильную кровопотерю не похоже. Что
там еще? Про что ты мог забыть? А, да ладно, давай по ходу
разбираться. Присел на корточки, потом наклонился, почти прижавшись
левым ухом к его губам, взгляд замер на груди.
— Раз, два, три, четыре...
Почти сразу услышал звук вдоха, щеки
коснулось дыхание. Грудь и живот мерно ходят — дышит. Ну, слава
богу, хоть это.
— Сынок, на вот, возьми.
Поднял глаза — сквозь толпу
протолкалась какая-то тетка и протягивала здоровенную булавку!
— Ты язык-то ему к щеке приколи. Что
ты на меня так смотришь? Или вас там этому не учили?!
Внутренний умник заржал в
голове.
— Кто-нибудь, приколите язык этой
«помощнице», — выделил голосом последнее слово, повернулся к
«наезжальщику», — как тебя?
— Серый.
— Серый, ты за народом смотришь?
— Мать, иди отсюда, видишь — без
тебя справляются. Ты говори, братан, чем помочь?
— Помочь? Да, помощь нужна. Надо ему
голову запрокинутой подержать, чтоб язык и вправду не запал.
Ворочать его сейчас ни в коем случае нельзя.
— Я! Давайте я подержу, — рядом
присел паренек лет двенадцати, добавил сквозь слезы, — это мой
папа.
— Как зовут?
— Папу?
— Тебя, — выдавил ободряющую улыбку:
«Вот ведь засада. Смотри не угробь мужика на глазах сына!».